Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Медведев cтр.№ 178

Второе, что отличает Черчилля-историка, он не обольщался насчет человеческой природы. В самом начале своего произведения, описывая древние времена, он рассказывает, как во время раскопок в деревне Сванскомб, графство Кент, в 1935–1936 и 1955 году были обнаружены три фрагмента человеческого черепа (предположительно молодой женщины), возраст которых был не менее четверти миллиона лет. Замечая, что биологи находят в найденных фрагментах важные отличия от строения черепа современного человека, Черчилль добавляет: «Нет никаких оснований полагать, что этот далекий палеолитический предок не был способен на все те преступления и глупости, которые во все времена ассоциировались с человеческим родом» .

Черчилль был и остается моралистом. Он разделяет добро и зло, а также верит в суд истории. В этом отношении он не соглашался с некоторыми специалистами, считающими, что историки не имеют права давать оценки. Черчилль полагал, что именно они и могут высказывать свое мнение, в отличие от современников, которые не располагают всем набором данных для составления объективных суждений о своей эпохе и личностях, что в ней живут. И в этом случае история рассматривалась потомком герцога Мальборо не только как муза, но и как судья.

По мнению профессора Вайдхорна, еще одной особенностью Черчилля-историка является приверженность телеологическому, или целенаправленному подходу. Какое бы событие ни описывал автор, он всегда четко знает, что будет дальше, и к этому подводит своих читателей. При этом, что бы ни случилось, все идет на пользу — на развитие общества, становление государственности, укрепление свобод. И неважно, рассматривается ли правление мудрого монарха или погрязшего в коррупции и бесчинствах суверена, описывается ли мирное процветание или междоусобица гражданской войны, глобальный итог у Черчилля всегда один — поступательное движение вперед . Неслучайно предпоследней фразой, которой завершается тетралогия, является: «Будущее непостижимо, но прошлое должно вселять в нас надежду». Можно привести и другие примеры, подтверждающие эту мысль: фрагмент, повествующий о первой половине XVI столетия, когда открытие богатств Нового Света изменило баланс на рынках Старого. Результатом этих изменений стало несколько инфляционных волн, сравнимых, по словам Черчилля, с «обесцениванием денег в XX веке». Описывая мрачную картину обнищания населения, «испытывавшего много лишений и трудностей», автор добавляет светлые краски: «в целом благосостояние росло, и в итоге перемены шли на пользу всем классам». Или, например, другой пассаж: «Тем, кто страдает от деспотизма, его бремя кажется бесконечным, но на самом деле тяжелые годы — лишь короткий миг в вечности. Как каждая весна оживляет обработанную землю и вознаграждает верных и терпеливых землевладельцев, так и в человеческом сердце возрождаются надежды на лучшее даже среди самого беспросветного отчаяния» .

Казалось бы, достаточно высказываний для понимания мировоззрения автора. Но когда имеешь дело с Черчиллем, не следует забывать, что по своей природе он был практиком. И его искушенность на ниве государственного управления оказывала не меньше влияния, чем кабинетные штудии отдаленных во времени событий. Выводы, к которым пришел Черчилль, опираясь на свой многолетний опыт политической деятельности, позволяют представить более сложное миропонимание нашего героя. Он слишком много боролся с тьмой, чтобы не понимать, что от исхода некоторых битв зависит будущее следующих поколений: жить ли им свободными или находиться в рабстве, вкушать ли плоды научно-технического прогресса или прозябать в болоте стагнации, наслаждаться ли процветанием или влачить жалкое существование.

Черчилль примиряет свои взгляды о неизбежности прогресса в долгосрочной перспективе и решающих развилках истории здесь и сейчас с помощью «регрессивной методологии» (термин — П. Кларка). Ее смысл сводится к тому, что в отличие от современников описываемых им событий Черчилль знает не только конечный результат, но и что произойдет потом, и использует эти знания для обоснования своей версии случившегося . Одновременно он убеждает читателей, что ответы на многие вопросы добываются на арене истории. И добываются не в результате отстраненного созерцания, а во время решительной борьбы. По его мнению, борьба является постоянным спутником человечества. Он непрестанно показывает, что будни каждого правителя были заполнены ни отдыхом, покоем и наслаждениями, а конфронтацией, войной и столкновениями. Все время велось противоборство, латентное или открытое, с каким-нибудь зарубежным противником или коалицией. Постоянно заставляли кипеть котел агрессии религиозные споры, в том числе в пределах одной протестантской конфессии: пуритане, пресвитериане, квакеры, конгрегационалисты, анабаптисты — каждый претендовал на исключительность и стремился удержаться на пьедестале. Отличительной чертой перманентной борьбы являлось то, что врагом мог стать не только чужой, но и свой. «Зависть, амбиции, вкус к войне» заставляли бывших союзников обнажать мечи и вставать на марш. Нередко на полях сражений проливалась кровь представителей одного класса и даже сторонников одних взглядов. «Никакие фундаментальные принципы не разделяли» воюющих придворных, они бились за «обеспеченность, должности и влияние», — подчеркивает автор .

Периоды лихолетья неизбежны не только из-за неискоренимой в человеке жажде власти, но и в результате постоянного стремления к новому, неспособности наслаждаться тем, что имеешь. «Человек никогда не искал и не ищет только покоя, — отмечал Черчилль. — Сама его природа толкает вперед к той судьбе, которая отличается в лучшую или худшую сторону от периодов, когда он волен остановиться и насладиться жизнью» . В этой цитате примечательно то, что при всем своем телеологическом подходе Черчилль акцентировал внимание на способности изменений не только улучшать, но и ухудшать действительность. В качестве примера он приводит Карла I (1600–1649), личное правление которого привело к гражданской войне и протекторату Кромвеля. Население и парламентарии были недовольны политикой короля. Но так ли невыносимы были требования монарха? По словам автора, «в стране были мир и покой», король, «манеры и мораль которого были примером для всех», «правил очень осторожно». Пусть Карл был деспотом, но «деспотом разоруженным». У него не было постоянной армии, чтобы «силой проводить свои декреты». Но все это не смогло остановить брожения, вылившиеся в бурный поток убийств и лишений гражданской войны. На смену «элегантному и достойному» двору Карла I придут новые властители со своими порядками, и уже при кромвелевских генерал-майорах вся Англия будет смотреть на годы правления обезглавленного Стюарта, как на «период мира, тишины и облегчения» . Похожие слова можно сказать и про французскую революцию с ее террором, и про другие события аналогичного рода.

Учитывая то место, которое гражданские войны занимают в истории, Черчилль останавливается на них подробно. В качестве отличительной особенности этих кровавых эпизодов он указывает, что противоборствующие стороны «разрывают страну на части», при этом линия фронта проходит внутри семей, «брат сражается против брата, отец против сына». Одновременно с теми, кто идет в сражение, «руководствуясь верой в высокие идеалы», по обе стороны конфликта также имеются «распутные придворные, амбициозные политиканы, наемники, ищущие заработка и готовые поживиться на национальном разобщении». Черчилль касается не только революций, что произошли в британской истории. Он также уделяет достаточно места небезызвестным событиям во Франции, как историк и политик пытаясь понять, что спровоцировало кровопролитные события. По его мнению, главная причина заключалась в том, что «французская политическая машина никак не выражала волю народа», «она не соответствовала времени и не поспевала за ним». Проходится Черчилль и по Октябрьской революции, замечая, что если в прошлые века еще «ценились пол, ранг и рыцарство», то в «наше время мы видим, как императрицу убивают в подвале, и это не оказывает какого-то заметного влияния на коллективный разум цивилизации» .