ГЛАВА 37. ПРЕДЧУВСТВИЕ
Кафедра была уже открыта, и там сидели Беседина-старшая и Томашевский. Поздоровавшись с ними, я отдышалась и принялась за работу. Но мысль о кольце всё-таки не давала мне покоя. Почему-то так и распирало на него посмотреть! Через пару часов, улучив свободный момент, я взяла сумку и сообщила Бесединой, что мне нужно в дамскую комнату.
Оказавшись в этой самой «комнате», я подошла к окну, достала коробочку, открыла ее и… внезапно почувствовала, как от восторга перехватило дыхание. Клянусь, еще никогда в жизни я не видела подобной красоты! Кольцо ослепительно засверкало в лучах весеннего солнца, и это зрелище меня словно заворожило. Будто во сне — до сих пор не пойму, как это произошло — я вытащила кольцо и надела его на безымянный палец. Мелькнула мысль — интересно, как Морозов мог узнать мой размер, если я сама его не знала?
Но потом все мысли вылетели из головы — я подняла руку еще выше и замерла, не в силах оторвать взгляда от сверкающего великолепия. Не знаю, сколько времени я так простояла, но в какой-то момент вдруг почувствовала, как шрам на левом бедре начал зудеть и чесаться. И тут же возникло еще более неприятное ощущение — будто кто-то сверлит мой затылок.
Резко повернувшись, я увидела, что сзади стоит Ольга Беседина и, не отрываясь, смотрит на кольцо. Если бы взглядом можно было испепелить, то я бы, наверное, в тот же момент превратилась в золу. Непроизвольно убрав правую руку за спину, я нахмурилась, после чего Ольга странно поджала губы и выбежала в коридор.
Ну и ну! Я решила немедленно снять кольцо и снова спрятать его в сумку, да не тут-то было! Оно словно намертво приросло к моему пальцу и вовсе не желало сниматься!
Осознав, что обычные усилия тут бесполезны, я подбежала к раковине и начала судорожно намыливать руки, только и это не помогло. Палец лишь покраснел и стал саднить.
Кошмар! Что теперь делать? Я ни в коем случае не могла появиться перед Морозовым в таком виде — слишком унизительно!
Отпроситься с работы я тоже не могла — надо было вести протокол заседания кафедры. Как же быть? В голову пришла немного безумная мысль. Выскочив в коридор, а затем — и на улицу, я пробежала несколько кварталов и нашла медицинскую лабораторию. Распахнув двери, с порога завопила:
— Умоляю, помогите! Позовите медсестру!
— Девушка, что случилось? — поинтересовалась администратор.
Чуть ли не со слезами на глазах я объяснила, что мне надо срочно забинтовать руку. Неважно, зачем, но я заплачу за это любые деньги. В конце концов удалось договориться. Руку, надо заметить, забинтовали знатно, — чуть ли не до локтя (чтобы не вызвать подозрений). Но зато я наконец-то вздохнула с облегчением. Хотя, возвращаясь на кафедру, продолжала ругать себя последними словами. Что за блажь пришла мне в голову? Зачем было устраивать дурацкую примерку?
— Боже, что случилось, Виктория? — воскликнула Любовь Константиновна, когда я вернулась. — Я уже собиралась тебе звонить!
— Да вот… — забормотала я. — Поранилась.
— Как поранилась? Где поранилась? — услышала я звучный голос Томашевского за спиной.
Обернувшись, увидела, что на кафедру, кроме него, входят Анисимов и… мой будущий муж.
— Да вот… так, — я еще не успела придумать подходящую версию травмы, а потому постаралась ответить как можно более расплывчато.
— На такое только ты способна, Вика, — всплеснула руками Любовь Константиновна. — Это ж надо — выйти на пять минут в туалет и вернуться через час с забинтованной рукой!
Морозов, который пристально смотрел на мою руку, после этих слов загадочно улыбнулся и отвел глаза. Что еще за глупые смешки? Я рассердилась.
— Но что же делать? Как теперь будешь вести протокол? — не унималась Беседина.
— Не волнуйтесь, — успокоила я ее. — Я смогу.
Действительно, даже с забинтованной рукой я бы прекрасно пережила это заседание, если бы не один человек. Не успела я начать протокол, как пришло сообщение.
Д. Морозов: Прости. Я же не знал твоего размера. А Алевтина… наверное, она перепутала и измерила сушку с другого пальца.
Чтоооо? Так вот, оказывается, для чего сестра заставила меня тогда нанизывать сушки! Предательница! Я почувствовала, как щеки начинают пылать. Стараясь скрыть этот факт, наклонила голову как можно ниже, но этот человек никак не желал угомониться!
Д. Морозов: Ты такая красивая…
Когда смущаешься.
Когда краснеешь.
Моя дикая невеста.
Боже, мне хотелось провалиться сквозь землю! Когда уже закончится этот день?
Увы, зря я об этом мечтала! Как оказалось — день закончился еще хуже, чем начался.
После того, как заседание завершилось, Любовь Константиновна начала накрывать стол. И вдруг… дверь распахнулась и на кафедру зашла ее дочка! Одарив всех — и меня в том числе! — ослепительной улыбкой, она принялась ей помогать.
Я вытаращила глаза — что вообще происходит? Через пару минут прибежала Машка и тоже вытаращила глаза. А Ольга, как ни в чем не бывало, продолжала суетиться, даря окружающим лучезарные улыбки. Потом, улучив момент, она подошла ко мне и к Морозову, попросила нас на минутку выйти в коридор и там елейным голоском сообщила:
— Я тут подумала… давайте оставим в прошлом все недоразумения и начнем наши отношения с чистого листа!
Серьезно? Это говорит человек, который пару часов назад чуть не сжег меня взглядом? Мы с Денисом Сергеевичем переглянулись, но почему-то замялись и ничего не ответили. Ольга — видимо, приняв наше молчание за согласие — наклонилась, обняла меня за плечи и прикоснулась губами к моей щеке. После чего повисла на моем женихе и расцеловала его в обе щеки. Но не слегка, как меня, а звучно так причмокнула.
От подобной наглости я чуть с ума не сошла. А кому такое понравится? Все-таки эта девица когда-то стояла перед моим будущим мужем практически голая и предлагала свои «услуги». Теперь же якобы хочет всё забыть и тут же целует его на моих глазах! Я снова почувствовала, как шрам начинает зудеть и чесаться. А потом почему-то разозлилась и молча вернулась на кафедру.