Вторая попытка - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Шайлина cтр.№ 58

Адам бросил меня, он отошёл туда, где все, где сейчас мой ребёнок. Я прислушиваюсь — почему он не кричит? Случилось что-то страшное? Я пытаюсь подняться, встать, подойти к ним. Каждая секунда растягивается в вечность. И тогда я слышу писк. Да, это даже не плач. Просто тонкий писк, чуть громче комариного. И снова плачу. Адам несёт мне ребёнка, небрежно завернутого в пеленку, и я вижу торчащую крошечную пяточку.

— Смотри, какая принцесса.

— Девочка! — я смеюсь и принимаю ребёнка на руки.

— Прости за заминку. Её осматривали.

Ребёнок невероятно маленький. У девочки — мне нужно привыкнуть к тому, что это девочка — невероятно маленькое личико, крохотные плотно сжатые кулачки, кожа на них сморщена.

— Тридцать восемь сантиметров, килограмм четыреста пятьдесят. Дюймовочка!

— И правда.

Адам уносит ребенка, без малышки становится холодно и одиноко. Я переживаю ещё несколько отвратительных манипуляций, знаменующих собой то, что моя беременность окончена, мой живот пуст. Дико. Дико и одиноко. Когда все заканчивается и меня везут в палату, я уже почти сплю. Палата рассчитана на мать и дитя, но сегодня мне мою малышку не отдадут, она слишком мала и на всякий случай побудет в реанимации. Кроме меня в палате никого нет, это и хорошо и плохо одновременно. Я ложусь в постель, матрас прогибается, кровать протяжно скрипит. Сон наплывает, топит меня, уносит с собой моё разбитое родами тело. А когда я уже засыпаю, чувствую знакомый запах, руки, тепло.

— Адам? — удивляюсь я.

— Тссс, этой ночью я побуду тут.

Ложится, прижимает меня к себе, в кольце его рук так спокойно, так надежно, и спать жалко, когда можно просто лежать и слушать его дыхание. Но своевольное тело слишком устало, оно слишком измучено, глаза мои закрываются, и я проваливаюсь в сон.

Знобило. На рассвете, когда Адам оставил меня, я сквозь сон ощутила холод и проснулась. Встала, игнорируя боль в теле, подошла к окну. На улице шёл дождь. Первый по-настоящему сильный в этом году дождь. Упругие струи били в асфальт, впитывались в землю, стекались в лужицы. Царила настоящая, первая этим летом прохлада. Я коснулась живота — он был пуст. Это было невероятно. Невозможно. И это было правдой. Часы показывали лишь начало шестого. Постель, казалось, ещё хранила тепло Адама, но вернуться в неё не было сил. Сейчас я хотела пойти к ребёнку. К моей девочке, у которой ещё не было имени.

Роддом уже проснулся. Где-то гремела ведром санитарка, на посту было пусто, но разбросанные на столе бумаги говорили о том, что медсестра скоро вернётся. Коридор был мне незнаком, я привыкла к своему, с беременяшками. Впрочем, он полностью его копировал. Я шла и вглядывалась в надписи на дверях. Замерла перед очередной и потом, решившись, толкнула дверь. В комнате тонко пищала аппаратура, никого из персонала не было видно, я шагнула вперед, затаив дыхание.

Рядами стояли кювезы. Большая часть из них была пуста. Я отчего-то точно знала, что мне нужно к тому, что стоит ближе к окну. И не ошиблась.

Девочка спала, раскинув согнутые ножки и ручки. Подгузник казался огромным на её крошечными тельце, а голову закрывал смешной чепчик. Она была такой беззащитной. Её хотелось коснуться. Забрать и никогда никому не отдавать. Но нас разделяло стекло. Мне казалось, что я могла бы простоять так целый день, только бы не гнали прочь.

— Да что же ты будешь делать с этими мамочками! — громко возмутился кто-то над моим ухом.

Так громко, что моя девочка поморщилась сквозь сон недовольно. Я обернулась — очередная медсестра.

— Так я же не видела её почти, — попыталась оправдаться я.

— Ладно, — сменила гнев на милость она. — Тебе все равно кормить разрешили, если получится, конечно.

Кювез открыли, ловкие руки туго запеленали девочку в белую с зелеными слониками пеленку. Девочка даже не проснулась. А потом дали мне. Я приняла ребёнка и замерла. Дальше-то что?

— А что делать?

— Титьку доставай, — заливисто рассмеялась тётка.

Я отвернулась, присела на стул у окна. Пусть я и не знала, что и как, спрашивать вновь у неё не хотелось. Так же, как и делить с ней сокровенный момент. Девочка все спала.

— Эй, — позвала её я. — Привет.

Коснулась тихонько её щеки. Кожа была такой нежной, такой тонкой, словно лепесток цветка. Казалось, нажми самую чуточку сильнее, и порвется, и от этого было страшно. Малышка зачмокала губками и глаза открыла. Она смотрела на меня, возможно, даже не видя, я на неё.

— Я твоя мама, — сказала я зачем-то. — Это в моём животике ты жила.

Ребёнок закряхтел, завозился недовольно в своём коконе. Я решилась, расстегнула верхние пуговицы своего халата, устроилась удобнее и коснулась соском щеки ребёнка. Удивительно, но она поняла, что ей нужно делать. А я смотрела на ребёнка, который неумело, впервые в жизни сосёт материнскую — мою! — грудь, и мне было и смешно, и щекотно, и приходило понимание того, что все, что случилось, оно правильно, если я сейчас держу девочку на руках.

Малышка быстро утомилась и уснула. Не знаю, досталось ли ей что на завтрак. Я осторожно положила её обратно. А через три дня девочка уже переехала в мою палату и спала возле моей кровати.

— Немного вес наберем, — сказал мне Анатолий Васильевич. — И можно домой. Все у вас хорошо, все замечательно.

Вечером четвертого дня, когда девочка спала, впрочем, она спала большую часть своего времени, даже не верится, что это именно она с таким азартом барахталась в моём животе, мой телефон тренькнул. Я было испугалась, что это мама — я так и не сказала ей ничего. Но это была Эльза.

«Поздравляю!»

И все. Я надеялась, что этим все и обойдётся. Но тогда, пожалуй, следовало бы признать, что Эльза изменилась, а это, наверное, в принципе невозможно. На следующий день, воскресный, когда все, кому было позволено, сбежали со своими младенцами домой, когда тихий час сморил сном всех оставшихся, лишь только жужжала одиноко застрявшая меж рам муха, Эльза пришла. Я подняла голову, увидела её в дверях. С букетом, на лице улыбка в тридцать два зуба, в глазах неуверенность. Как её вообще только сюда пропустили? А впрочем, когда ей мешали запреты?

— Можно? — нарочито робко спросила она.

— Заходи уж, — хмыкнула я.

Я уже чувствовала себя увереннее. Ко мне возвращалась уверенность в силе и крепости своего тела. Мой живот, так и не ставший таким же гигантским, как у Вики, стремительно втягивался. Мне нравилась лёгкость, с которой я могу передвигаться, что я могу спокойно сходить в душ, пока малышка спит, нравилось быть лёгкой, да, такой я себя и чувствовала — воздушной, как пушинка.

Эльза прошла, положила на тумбу букет цветов, на соседнюю, так и оставшуюся пустой постель ворох пакетов.

— Девочка? — спросила вновь, склоняясь над ребенком.