Богом данный - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Шайлина cтр.№ 30

— Ещё одна загадка, — огорчился я.

— Когда не знаешь, интереснее…

Возможно она, моя личная загадка, права. Я нашарил бокал, не отрывая от неё глаз, сделал два больших глотка. Неправду говорят про элитный алкоголь — такое же дерьмо. Никто не говорит правду в принципе, одни лишь тайны. И дом молчит, трещат, догорая дрова в камине, скоро огонь погаснет, и тогда темнота, дождавшись своего часа, сожрёт комнату и проглотит нас. Нужно спать, уснуть пока этого не случилось. Но я… продолжаю думать о ней. Смотреть на неё. И только сейчас вдруг спохватившись понял — мой палец все ещё отсчитывает её пульс. Девушка сделала короткий глоток виски, и я почувствовал движение её горла. И да, снова о себе напомнило возбуждение. Внутри… Это слово можно трактовать и иначе.

— Жарко, — сказала она. — И холодно одновременно. Как так бывает?

Бывает, я знал. Вообще все бывает, все возможно, и это — самое страшное.

— Закрой глаза, — вдруг попросила девушка.

Чуть двинулась, моя рука безвольно соскользнула вниз. И тревожно сразу, мне хочется касаться её, ощущать кожу кожей. И холодно. Но не как ей, совсем холодно, по настоящему. И велик соблазн закрыть глаза, позволить тенями комнаты захватить меня, пробраться в мою голову. Позволить теплу девушки согреть и прогнать все мысли до единой. Но я привык всегда быть настороже, всегда. Расслабиться — непозволительная роскошь. Но… я не хочу больше сражаться с собой, не сегодня. Я закрыл глаза.



Сон был очень тяжёлым. Таким же, как и рука, что на мне лежала. Мы оба были обнажены, я чётко понимала это, как и то, где и почему нахожусь, каждый раз выныривая из забвения. Я засыпала и просыпалась, меня трясло от холода, тогда я прижималась к нему теснее, чувствуя своей кожей шероховатость его шрамов. Иногда становилось жарко, я покрывалась липким потом, но отодвинуться не рисковала, боялась, что он проснётся. Встала с постели я лишь раз, когда удостоверилась, что он провалился в нездоровый сон. Я сожгла платье в камине, подкинув дров и аккуратно поворошив угли, чтобы не осталось и следа. Платье отыграло свою роль, и теперь, разорванное его жадными руками, больше было не нужно.

Окончательно я проснулась, когда было уже совсем светло. Лежу, стараюсь не дышать слишком глубоко. Упираюсь голой задницей в его пах, и явственно чувствую утреннюю эрекцию. Одна его рука под моей головой, наверное, затекла. Второй крепко охватывает моё запястье, словно во сне боится, что я сбегу. А мне элементарно — писать хочется ужасно. Непросто быть рабыней, ох, как непросто. Терплю. Уповаю на то, чтобы он хотя бы не захочет секса сразу же, иначе просто описаюсь. Надо встать, да. Но… мне до странного спокойно. Я чувствую смутную тревогу, но вместе с ней покой, который не посещал меня уже давно. Мама ушла, Василек заболел, а потом ушёл тоже, я осталась одна, совсем одна, а теперь… Хорошо. Только это до тех пор, пока он не проснётся.

Наконец я поняла, что сражаться с позывами мочевого пузыря у меня больше нет сил и тихонько высвободилась. Разжала его пальцы на своём запястье, подтянула к себе плед, что лежал на краю постели — сколько бравады бы я не выплескивала, быть обнажённой, когда на меня смотрят мне сложно. Выбралась из под его руки, обернулась… не спит. Смотрит внимательно. Глаза серые, чуть сонные, ресницы пушистые. Удивительно чистая кожа, её хочется касаться, и не верится, что этот человек курит одну за другой и так много пьёт. Любая красавица убила бы за такую кожу. Но сейчас меня удивляет не это. В его глазах ни капли сумасшествия, а вчера они были полны им, его было столько, что воздух казался отправленным, я дышала им и тоже с ума сходила.

— Где платье? — хриплым со сна голосом спросил он.

— Какое?

Главное, чтобы не дрогнул голос. Мне нужно, чтобы он сам поверил в то, что сходит с ума. Платья нет, не было, не могло быть, оно плод его больной фантазии. В глазах и правда мелькнула тень сомнения, а затем Черкес поднялся с постели, нисколько не стыдясь ни своей наготы, ни внушительной эрекции. Потянулся, я поневоле залюбовалась его длинным сильным телом, которое не портили даже шрамы — ими пестрела вся спина, бедро… Прошёл к столику, взял кувшин, в котором вчера был лёд, а сейчас наверняка тёплая вода, опустошил его в несколько глотков. Я решилась встать, кутаясь в плед.

— Ты куда?

— В туалет…

— Там.

Указал мне направление. Я просеменив в пледе пошла. Голова кружилась, но температуры, по ощущениям, не было, только слабость и в ушах звенит, спасибо недоеданию, алкоголю и простуде. Хозяйская ванная внушает уважение — она огромная и вся выполнена из зеленовато-серого, в прожилках, мрамора. Большая, тёмная, словно склеп комната. Я торопливо делаю то, зачем пришла, чищу зубы пальцем, не рискнув искать в шкафчиках запасную щётку, умываюсь холодной водой и также в пледе иду обратно.

Весь вчерашний беспорядок уже исчез, пахнет свежим сигаретным дымом. Теперь я сижу в кресле, правда уже натянув халат, в котором пришла, руки на коленях сложила, Черкес плещется в ванной. Незнакомая мне горничная молча вошла, расставила на столике многочисленные богатства и испарилась. У меня желудок свело судорогой — не могу вспомнить уже, когда последний раз ела по человечески.

— Почему не ешь? — спросил Черкес входя.

На нем одни лишь джинсы. Своих шрамов он точно не стыдится, скорее — просто забывает о них, или не считает нужным на этом зацикливаться. И он явно чувствует себя хорошо. Слишком хорошо, не перестаралась ли я?

— Мне не разрешали…

Черкес со вздохом закатывает глаза, выбивает сигарету из портсигара, закуривает, распахивает окно, впуская холодный воздух. Я смотрю на столик. Он полон божественной еды. Но… после поста и болезни я опасаюсь есть слишком плотно. Поэтому беру тарелочку с кашей, ставлю на колени — тепло, и ем очень медленно. Пальцы предательски дрожат. А Черкес, который курит в это время у окна вдруг быстрым шагом подходит ко мне и удерживая пальцами подбородок поворачивает моё лицо к свету.

— У тебя синяк.

Это даже не вопрос. Утверждение. Он легонько гладит мою скулу. Синяк едва заметен, уже начинает выцветать, но он есть. Смотрю на Черкеса — ноздри нервно раздуваются при дыхании. Глаза тёмные, непроницаемые, но я знаю, сколько в них сумасшествия. Он, как тот конь, бешеное необузданное животное. Я не знаю, что связывает его со старухой, какие узы, я терпеть её не могу, но мне вдруг становится страшно и жаль её.

— Откуда? — продолжает он.

Я высвобождаю свое лицо. Думаю напряжённо, спрятавшись за выскользнувшей из косы прядью. Затем вру.

— Я просто ударилась. Ничего особенного.

Отставила свою так и недоеденную кашу, потянулась за кофе. Пальцы снова дрожат но уже от страха и от волнения. Всё же… непонятный он совершенно, Черкес, и этим пугает. Не знаешь, чего от него в следующую минуту ждать. И вот точно не этого. Он… опустился передо мной на пол, совсем, как я вчера. Развёл мои ноги в стороны. Под халатом ничего, да, это моё осознанное решение. Но вчера я была пусть больной, но такой сильной, я словно черпала силы из его безумия. А теперь он до странного сосредоточен, у него серьёзный взгляд, я не знаю, что у него на уме…