Люба, любовь и прочие неприятности - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Шайлина

Я сотню раз проклял себя за то, что пошёл её провожать. Да если бы пошёл просто, так нет, буквально навязался. Шёл к её общаге, неизвестно на что надеясь, а там она. С сумкой. Эту сумку я у неё и отобрал, провожать, так как положено. Иду, сумку тащу, Любка молчит, я чувствую себя погано. Бросить бы эту торбу, судя по весу кирпичами набитую, и уйти, вопит гордость. Но нет же… Иду дальше.

— У меня машина на парковке перед вторым корпусом, — начал было я.

— Я на троллейбусе поеду.

Категоричная. И снова внутри злость закипает. Причём преимущественно — на себя. Бабки на остановке меня разглядывают, словно догадываются, что у меня есть новенький мерседес, что джинсы мои потертые стоют пару их пенсий… презирают. А может видят, какими жадными глазами я смотрю на Любку, которая увлечённо любуется стайкой воробьёв, лишь бы на меня не смотреть, и жалеют. Жалость это ещё противнее, пусть презирают лучше.

— Мой троллейбус, — сказала Любка. — Сдаёшься?

Я фыркнул. Плевать, что я на троллейбусе ни разу не ездил. Не так страшен черт, как его малюют. Троллейбус старый, гремит на ходу и натужно стонет, словно жалуясь на жизнь и просясь на покой. В нем пахнет пылью и потом, я морщусь брезгливо, но иду на заднюю площадку — сиденья все заняты. И к лучшему, сесть здесь я бы не рискнул.

Любка положила локти на поручень, идущий вдоль окна, прижалась к нему лбом. Солнце чуть подсвечивало её волосы, в его свете они казались совсем рыжими, но на деле они светло каштановые. Я подумал — ну, какого же хрена, ты такая красивая, Любка? Вслух ничего не сказал. Говорил уже раньше — бесполезно.

В аграрный университет меня закинуло волею богов и родителей, хотя по сути, это синонимы, учитывая, что сам я ещё не работаю. Я прилежно (почти) поступил в самый престижный вуз города, а потом вляпался в очень не красивую историю.

— Тебе надо жизни учиться, — сынок, вздохнул отец и я почувствовал, что грядут перемены. Возможно, страшные. — Мы с мамой решили, что хватит тебе в попу дуть. Пойдёшь либо в армию… либо в аграрный.

Я решил, что армия хуже. Эх, если бы знал, я бы лучше два года в кирзачах. Ибо в аграрном университете, в которой меня перевели, где я был богаче всего курса вместе взятого, и на год их старше мне встретилась Любка. Красивая, упрямая, гордая, презрительная. Она, которая смеялась с мальчишками из общаги воротила от меня нос. Сухо здоровалась, проходя мимо, порой не замечала в упор. О, да я пытался. Я ударил на Любке всем своим обаянием и харизмой. Ноль реакции. Я решил, что нужно быть наглее. На одной из местных нищебродских вечеринок, которую я посетил из-за этой самой Любки я просто… превысил полномочия. И заработал пощёчину.

— Да ты жизни не видел! — кричала Любка. — С чего ты взял, что все тебе обязаны? Думаешь, если ты богат, то любая перед тобой ноги раздвинет?

Кричит, а глаза горят. А у меня щека. Она кричит, а я любуюсь. Красивая, сучка. Вот завалить бы её на эту кровать, в общажной комнате, куда я её затащил, и трахнуть. Даже если к ментам пойдёт, отец конечно разозлится, но отмажет. Да, я могу это сделать. И хочу, один господь ведает, как хочу. Но… не делаю.

— Всё равно я тебя трахну, — сказал я.

— Удачи, — бросила Любка и ушла.

Я сотни раз себя за эти слова проклял. Зачем я их сказал? Это же… Люба. Любовь. С ней нужно было иначе, я просто разозлился. Как бы то ни было, но два года прошло, а она ещё дальше, чем была. Уедет сейчас, я знаю, что уедет, все, дипломы уже на руках, а я не знаю, что делать и сатанею от беспомощности и злости. А она стоит… смотрит в окно. Интересно, если бы знала, что у меня в голове творится вот уже два года, она бы изменила свое мнение обо мне? Но я её провожаю, а она позволяет меня провожать. Господи, кто бы знал, что ярад такой малости? Реально, мне стыдно. Мне стыдно, но я продолжаю ехать в этом пыльном вонючем троллейбусе.

— Ты кирпичи в деревню везешь? — спросил я, когда мы уже вышли возле вокзала.

— Книги, — дёрнула плечом Любка. — Большую часть я уже перетащила, а эти вот… жалко бросать, я их четыре года собирала.

Я снова зол. Я в бешенстве. Сумка реально тяжёлая. Сколько она таких перетаскала? Упрямая, я бы на машине все за пятнадцать минут … или вообще до самой деревни, где бы она не находилась. А она тащила ни слова не сказав. Порой мне хочется сделать ей больно, только бы достучаться, хочется намотать рыжие практически волосы на кулак и… дальше мои фантазии пускают я вскачь. Какая она наверное сладкая, гордая упрямая Любка.

На вокзале суета сует, ненавижу вокзалы, предпочитаю путешествовать самолётами, бизнес классом. Любка покупает билет в кассе, отсчитывая мелочь. Десятка упала и покатилась по полу, так она наклонилась и подняла её. И дерзко улыбнулась мне, словно желала подчеркнуть, да, она такая вот… десятки с грязного пола поднимает. А я мог бы заплатить за этот дообаный билет. Весь вагон мог купить, да хрен с ним — поезд. Разве позволит?

На ступенях, в тоннеле перехода она молчит. А я чувствую, как утекают последние минуты, ещё немного, и Любы в моей жизни больше не будет. Вот так хотел уже избавиться от ярма университета, а сейчас думаю, почему так скоро… я ещё год бы получился, только бы видеть Любку, сидящую в первом ряду, её косу, через плечо перекинутую. Она когда нервничала, бывало, на ответственных модулях и зачётах, кончик этой косы грызла, меня это смешило. А теперь не будет, потому, что Любки не будет. И горько так, повернуть бы эти два года назад, может, получилось бы, если бы иначе начал… без напора, мягче. Только не повернуть никак.

— Хабаров, — спросила Любка на перроне уже. — Вот чего ты за мной тащишься?

— Сумку несу, — пожал плечами я.

Сохранить бы, сука, остатки гордости!

— Несёт он, сумку, — протянула Любка. И вдруг без перехода. — Слушай, ты же всех симпатичных девок универа за два года перетрахал. И всех преподавательниц, что моложе тридцати и с неотвисшей грудью. Хабаров, ты ко мне привязался, потому что я одна такая осталась тобой нетраханная? Может, я тебе гештальт закрыть не даю? Ты на рекорд шёл, а я статистику сломала?

— Её самую, — ответил я, уговаривая себя оставаться спокойным.

— Ну, давай дело поправим. Туалет здесь есть, до электрички полчаса. Давай, я тебе о сосу по быстрому, отсос, он же в твою статистику зачтется? Ты не переживай, это я с тобой не трахалась, а вообще опыт имею, справлюсь, с твоим рекордсменом. Тогда ты от меня отвяжешься, Хабаров?

Голос её звенит. В нем — слезы. Мне её ударить хочется. Наотмашь, по щеке, как она меня тогда, только вложив в свой удар всю мужскую дурь. И одновременно сказать — дура ты, Любка. Да я ради тебя землю бы перевернул, ты только попроси… не попросит.

Она все же разревелась. Я бросил на серую плитку перрона её тяжеленную сумку, и сделал то, что не делал ни разу, если не считать той пьяной попытки на вечеринке. Я её обнял. Прижал к себе. Тонкая вся, от слез трясётся, волосы распущенные такие гладкие, а пахнут чуть горьковато… полынью словно. Внутри меня что-то шемит больно, наверное, моё нутро выворачивается. Орать хочется от беспомощности. И при всем при этом у меня эрекция, от её близости, её запаха, блядь. И я боюсь, что она её заметит, почувствует… и перестанет плакать в моих руках. Я бы так вечность стоял, на этом перроне, её плачущую обнимая. Надеюсь, никто об этом не узнает, надеюсь я сам об этом забуду, только сука, не представляю как.