В тайге ночи тёмные - читать онлайн книгу. Автор: Лора Вайс cтр.№ 23

Весь день она наблюдала за тем, как Соколов занимается с Пашей, как искренне и увлеченно играет с ним, рассматривает книжки, что-то рассказывает. Семен Аркадьевич тоже наблюдал, а к вечеру решил поговорить с дочерью. Но только собрался идти, как Паша подскочил с дивана:

- Деду, я сказку хочу, — схватил своего плюшевого медведя, в котором ему на Новый год подарили конфеты.

— Сказка это святое. Тебе какую? Про Колобка, Репку, Теремок? Или, может, Волшебную рукавичку?

— Телемок.

— А хочешь я тебе расскажу? — вступил Евгений. — Я тоже разные сказки знаю.

— Вот, — улыбнулся Семен, — сегодня пусть дядя расскажет. Вдруг, какую свежую сказку вспомнит, — глянул на него с прищуром.

И малыш сейчас же сел обратно на диван.

— Ну, я тебя слусаю, — усадил рядом медведя.

Семен в свою очередь пошел в ванную, где Лиза развешивала стираные вещи.

— Дочь, я тут кое-что сказать хочу, — прикрыл за собой дверь.

— А Паша где? — сейчас же напряглась. — С ним?

— Да.

— Пап, я же просила их наедине не оставлять.

— Послушай, он Пашке вреда не причинит. Ты и сама это прекрасно понимаешь. Был бы чужой человек, одно. Но мы-то знаем, что он не чужой.

— Он как раз чужой. Вот вообще чужой.

— Лиз, ты не кипятись. Просто подумай, а может, стоит дать ему шанс?

— Что? — чуть таз из рук не выронила. — Пап? Ты чего? Какой еще шанс? Он же ничерта не помнит, а если вспомнит, то постарается тут же забыть нас как страшный сон.

— А если нет? Если захочет общаться с мальчишкой?

— Этому не бывать.

— В тебе сейчас злость говорит. Пойми, я не вечный, Пашка растет, а ты и вовсе здесь прозябаешь.

— И что ты мне предлагаешь? Денег у него попросить?

— Хотя бы дать ему возможность с ребенком общаться, если он, конечно, захочет.

— Угу. А если не захочет, извиниться за беспокойство и удалиться? Он свой выбор сделал.

— Он его тогда сделал. За четыре года много воды утекло, он мог и пересмотреть свои взгляды.

— Как быстро ты поменял о нем мнение, однако, — зло усмехнулась.

— Я его и не знаю толком, чтобы менять или не менять мнение. Мужики народ такой, мы в силу природы далеки от многого.

— Теперь пытаешься его оправдать. А что? Соколов вообще не виноват, если так рассуждать. Жениться не обещал, детей не хотел, это я понадеялась, значит, сама виновата.

— Да при чем здесь это. Я его не оправдываю, поступил он как мудак, тут спору нет. Но прошло много времени, Лиза. Просто подумай над моими словами, — вдруг нахмурился, — ладно, пойду я спать. Устал.

— Все нормально, пап? — резко изменилась в лице, вся злость мигом сошла.

— Нормально. Говорю же, устал. Я, знаешь ли, с годами не молодею.

И ушёл, а Лиза скорее развесила оставшееся белье и поспешила в гостиную, где ее сын сидел, прижавшись к Соколову, тогда как тот читал ему уже третью по счету сказку.

— Между прочим, кому-то пора спать, — поманила Пашу, — идём.

— Ну, мам… — тотчас развалился на диване, одну ногу забросил на подлокотник, другую свесил, еще и палец в рот засунул, знал, что маме это очень не нравится. — Я не устал.

— Так, Павел, — подошла к нему, — без разговоров.

— Мама права. Уже поздно, — закрыл книгу Евгений. — Иди в кровать. А завтра мы с тобой построим что-нибудь в песочнице. Например, лабиринт.

— А сто такое лабилинт?

— Вот завтра и узнаешь.

— Ла-а-адно, — сполз с дивана, — уговолил.

На что Соколов очередной раз поразился сходству Паши с его отцом. Тот тоже любил договариваться, но так, чтобы всегда оставаться в плюсе. Все-таки гены никуда не денешь. Вот он сам никогда ни с кем не договаривался, всегда шел напролом, добивался своего напором, авторитетом, иногда угрозами. А теперь придется стать дипломатом, чтобы договориться с Лизой. Хотя бы попытаться.

Евгений дождался, когда она уложит сына и вернется в кухню. За эти дни он хорошо изучил ее режим дня. Встает ровно шесть, принимает душ, затем идет готовить завтрак, когда заканчивает, отправляется к себе и проводит за закрытой дверью пару часов, потом просыпается Паша, и Лиза превращается в белку в колесе. Так происходит до самого вечера, ну а как укладывает сына, обязательно возвращается в кухню, чтобы навести чистоту и выпить чаю перед сном.

А Лиза как увидела его за столом, да еще с двумя дымящимися кружками чая, так даже растерялась. В голове тем временем металась одна единственная мысль: «Лишь бы он ничего не вспомнил».

— Надеюсь, не откажешься? — указал на вторую кружку. — Я заварил свежий.

— Пить чай я предпочитаю в одиночестве, но спасибо, — взяла кружку и уже собралась к себе, однако Соколов вырос перед ней аки скала.

— Избегаешь меня?

- Не думаю, что нам нужно это прощальное чаепитие. Сюда ты уже не вернешься.

— Как знать…

— Прощай, незнакомец, — и так издевательски ухмыльнулась, что Евгению впервые захотелось перекинуть ее через колено и отшлепать докрасна, чтобы дня два не могла сесть на свою шикарную попку. Она же знает, кто он, помнит всё, что между ними было, а сейчас просто-напросто издевается, насмехается.

Но вместо этого взял хулиганку за талию, прижал к себе и уже склонился в желании поцеловать, как вдруг замер в сантиметре от ее губ:

— До скорой встречи, Лиза, — прошептал.

Правда, она не отстранилась, не послала далеко и надолго, она поцеловала сама. И целовала жадно, дерзко, больно, под конец и вовсе прикусила за нижнюю губу, слегка оттянула ее, отчего Соколов захотел отыметь эту дикарку прямо здесь. Раньше Лиза себе такой смелости не позволяла, она была скромная, пугливая, осторожная.

— И все-таки прощай, — заглянула ему в глаза. — Тебе здесь не место, ты здесь чужой.

А когда ушла, Соколов едва не сломал стул, в спинку которого вцепился со всей силы. Чужой, не место! О нет, дорогая. Ему здесь еще как место!

Проснуться Евгению пришлось ни свет ни заря. На часах и пяти не было. Со слов Семена Аркадьевича, до города придется добираться часов шесть, из которых часа три с половиной плыть по реке, остальное время трястись в автобусе. Только мысли были не о том, как доехать до города, а как суметь вернуться обратно.

Отец Лизы к тому моменту уже был собран и сейчас сидел за столом, завтракал яичницей.

— Ну, что? Готов? — глянул на Соколова, когда тот вошел в кухню.