Белое дело в России: 1917-1919 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Василий Цветков cтр.№ 203

Пока арестованные Директоры находились в здании сельскохозяйственного института, в ночь с 18 на 19 ноября 1918 г. произошла настоящая «смена власти»: ход заседания экстренно собравшегося Совета министров дает определенное представление о «пружинах» заговора и последующего образования диктатуры. В самом начале заседания был четко поставлен вопрос «о дальнейшем функционировании Верховной власти в связи с происшедшими событиями, в силу которых из состава Временного Всероссийского правительства оказывается налицо только два члена (Вологодский и Виноградов. – В.Ц.)». При этом подчеркивалась важная деталь: «Эти оставшиеся члены входили в состав Совета министров, в качестве председателя Совета министров и заместителя Председателя Совета министров, и участвуют в настоящем заседании, вследствие чего верховная власть, за невозможностью функционирования Временного Всероссийского правительства, естественно переходит (показательная правовая характеристика. – В.Ц.) к Совету министров, который, будучи ответственным за судьбы государства, ни на один момент не должен допускать перерыва в функционировании верховной власти».

Омский журналист А. Гутман (Ган) верно определил характер «переворота»: «Очевидно, юристы, участвовавшие в заговоре (таковыми считались прежде всего специалист в области государственного права, будущий министр юстиции Тельберг, министр внутренних дел Гаттенбергер, председатель т. н. Омского блока адвокат В. А. Жардецкий. – В.Ц.), всячески старались найти лояльный титул для нелояльного акта. Им важно было представить дело так, будто наступили непредвиденные обстоятельства. Директория распалась от происшедших стихийно событий, и тогда, чтобы спасти власть, произведена была реконструкция правительства. Таков был остроумный выход из положения, считавшийся с точкой зрения юристов. Эту комбинацию молва приписывала тогда министрам Михайлову и Тельбергу. Она была действительно столь же примитивной, сколь и остроумной. Группа офицеров производит самочинно арест членов Директории (Авксентьева, Зензинова и Аргунова); этот арест, во-первых, подорвет престиж Верховного правительства и, во-вторых, механически приведет к распадению правительственной «пятерки»; создастся положение, при котором Совет министров вступает в права верховной власти, и тогда-то он прокламирует передачу ее в полном объеме диктатору». Таким образом, применялась схема «переворота», при которой происходил не развал всей системы власти и не «низложение» ее высших структур, а лишь замена ее новой моделью управления. В сложившейся системе «исчезают» (причем «незаконно», что не оспаривалось) лишь отдельные элементы власти (арестованные Директоры), а оставшиеся правомочные структуры организуют новую власть, сохраняя тем самым столь важные для Белого движения принципы правопреемственности. Не случайно первая же фраза воззвания Колчака «К населению России» должна была продемонстрировать именно вмешательство неких независимых от Совета министров «сил»: «18 ноября 1918 года Всероссийское Временное правительство распалось» (в отличие, например, от обращения Петроградского Военно-революционного Комитета «К гражданам России» от 25 октября 1917 г.: «Временное Правительство низложено») (2).

Такая «схема» переворота полностью осуществилась. Вологодский был возмущен действиями военных и собирался подать в отставку, о чем и заявил во время заседания. Он потребовал немедленно судить всех участников переворота. Подобное поведение опровергает расхожий тезис об осведомленности и заинтересованности премьера в совершенном перевороте. Но его благородное негодование встретило весьма сдержанную реакцию остальных министров. Тине «доказывал, что Красильников сделал только то, что давно надо было сделать, что арест его не встретит сочувствия в общественной среде, ибо Директорией давно все недовольны». Гинса дружно поддерживали другие члены Совета министров (3). Против выступил министр труда, меньшевик Л. И. Шумиловский. Член Директории, кадет Виноградов, первым произнес ожидаемое всеми слово «диктатура», но он же отказался признать факт реального перехода к новой власти, заявив об отставке. Однако в «схеме» был правовой изъян, на который обратил внимание будущий помощник Верховного Правителя по отделу снабжения генерал-лейтенант Д.В. Филатьев: «Не Совет министров избирал Директорию, а Директория назначала министров, образовавших Совет, почему последний, хотя бы и в период революции, не должен был считать себя правомочным замещать Директорию. Ему надо было придумать какую-то более приличную и хотя бы по видимости более легальную форму перестроения власти, чтобы это не носило характера переворота».

События 18–20 ноября 1918 г. с правовой точки зрения с полным основанием можно считать государственным переворотом. Но, говоря о «перевороте», следует учитывать не только терминологическую, но и политико-правовую разницу между «переворотом» и «бунтом», «низложением» власти. По мнению министра юстиции Старынкевича, переворот сохранял основы правовой системы и не носил, в силу этой причины, революционного, «бунтарского» характера, хотя по форме своей и не выглядел легальным актом. Показательно, что в письме министра иностранных дел Ю. В. Ключникова, отправленном в российские дипмиссии, говорилось именно о «перевороте», безо всяких иных толкований этого термина: «Переворот произошел бескровно и несомненно является новым шагом вперед на пути возрождения великой России. В народе и войсковых частях полное спокойствие». О «государственном перевороте» сообщалось в белой прессе Юга России (4). В правительственных документах говорилось лишь о «событиях 18 ноября» или о «чрезвычайных событиях, прервавших деятельность Временного Всероссийского правительства». Но вскоре в официальных и официозных статьях стали говорить о перевороте (в позитивном смысле): «Переворот был встречен с громадным удовлетворением всеми государственно настроенными слоями общества и населения, т. е. почти всей Сибирью и Приуральем» (5).

Но факт незаконного лишения свободы государственных деятелей, хотя бы и принадлежавших к партии, чей ЦК призывал к вооруженному сопротивлению, требовал расследования и наказания виновных. Совет министров принципиально признал, что тот порядок, при котором лица в военной форме подвергают аресту носителей верховной власти, является совершенно недопустимым. Волков, Катанаев и Красильников сами отдали себя воле правосудия. Повторялась та же история, что с арестом министра Новоселова в сентябре 1918 г., причем в обоих «деяниях» участвовал начальник Омского гарнизона войсковой старшина Волков. Теперь действия военных квалифицировались как «преступное посягательство на «верховную власть», и против них возбуждалось уголовное преследование по ст. 100 Уголовного Уложения («насильственное посягательство на изменение в России или в какой-либо ее части установленного Законами Основными образа правления», трактовалось в решении Совета министров как «посягательство на верховную власть с целью лишить возможности осуществлять таковую»). Однако сам переворот оправдывался «сильным недовольством нерешительной политикой Временного Всероссийского Правительства по отношению к тем левым течениям, которые вновь начинали свою разрушительную противогосударственную работу, выразившуюся в составлении и распространении преступных прокламаций, попытках частичных восстаний и др.». Приговор «чрезвычайного военного суда» следовало «представить на конфирмацию Верховного Правителя», что само по себе уже предполагало возможность его изменения. Ведь итоги дела могли быть разными (6).