Такой «ограниченный суверенитет» не препятствовал последующему объединению данных государственных образований в единый антибольшевистский фронт с Временным Всероссийским Правительством и всероссийскими вооруженными силами, образованными в результате работы Уфимского Государственного Совещания. Но и до, и даже после Уфимского Совещания продолжались «споры» о способах и формах создания будущей всероссийской власти. Кратковременная история «государственных образований» в 1918 г. характерна созданием «власти снизу», путем взаимных соглашений административно-территориальных «государственных образований». Подобного рода «путь снизу» предполагал создание власти при максимально допустимом согласовании интересов. Сам по себе подобный процесс нельзя не признать продуктивным – эффективность совместных, согласованных действий предопределяет прочность и устойчивость всероссийской власти в будущем.
Вопрос о форме объединения предполагалось решить или путем создания федеративных союзов (Юго-Восточный, Доно-Кавказский Союзы, законодательные инициативы гетмана Скоропадского в ноябре 1918 г.), или на основе добровольного ограничения суверенных полномочий (и даже полного отказа от них). Это проявилось и в работе Уфимского Государственного Совещания, и в деятельности Временного Сибирского правительства, добивавшихся признания своего верховенства среди других «государственных образований» не только в Сибири, но и на Дальнем Востоке, и на Урале.
Наряду с «суверенными» региональными структурами базовой основой создания легитимной всероссийской власти в 1918 г. считались также структуры местного самоуправления. Они принимали участие в формировании власти в «государственных образованиях» (пример Крымского Краевого правительства, решение об учреждении которого санкционировалось собранием земских и городских гласных в октябре 1918 г.). Избранные местным населением представительные структуры национального самоуправления на Кавказе, в Средней Азии, на Южном Урале становились своеобразными «элементами легитимности» взамен разрушенных традиционных государственных структур. Это же относится и к органам земского и городского самоуправления (во всяком случае, до истечения срока их полномочий 1 января 1919 г., согласно законодательству Временного правительства).
Региональная власть, формируемая на основе региональной избирательной практики, в условиях невозможности проведения всероссийских выборов нередко позиционировала себя как обладающая максимальной степенью «народной поддержки». Позднее, в 1919 г., это приводило к трениям между политической программой, выдвигаемой руководством Вооруженных Сил Юга России, и интересами казачьих, горских, украинских политиков, сторонников т. н. «самостийности».
Но в 1918 г. формирование общего антибольшевистского движения без объединения региональных центров было невозможно. Советская власть, утвердившаяся в Петрограде и Москве, декларировала не только свой всероссийский, но и «всемирный» статус (как центр «мировой революции»). Антибольшевистское и Белое движение развивалось с окраин. Добровольческая армия до середины лета 1918 г., несмотря на продекларированное «всероссийское значение», не имела необходимой для этого территории и завершенного административного аппарата и использовала лишь аппарат военного управления. Ее признание в качестве единственного организующего центра антибольшевистского движения на Юге России сдерживалось аналогичными стремлениями со стороны других региональных центров (Дона, Кубани, Украины).
Во внутреннем устройстве власти в 1918 г. имели место два варианта, а именно – единоличная власть или коллегиальная директория. Директориальная форма управления в России была впервые апробирована в сентябре 1917 г. Но в отличие от 1917 г. проект Директории в 1918 г. основывался не на «аппаратных» принципах управления, а исходя из необходимости «уравновесить» интересы различных политических сил. Проходившие весной 1918 г. в Москве переговоры между представителями «Правого Центра», «Всероссийского Национального Центра» и «Союза Возрождения России» привели к компромиссу при создании высшей всероссийской власти в виде «трехчленной Директории». В нее должны были войти представители от левых и правых политических кругов и представитель военных (1).
По своим полномочиям и Директория, и диктатура равным образом декларировали осуществление верховной законодательной и исполнительной власти.
Уфимская Директория выражала собой пример объединения представителей различных общественных кругов. Территориально-представительный вариант предполагался при создании Директории на Юге России (проект председателя Совета Союза земств и городов Юга России В. В. Руднева).
Однако «однородно-социалистический» спектр политической власти был весьма непопулярен в военных кругах, не «простивших» социалистам «предательства» генерала Корнилова, «развала фронта» в 1917 г. Правда, в своих политических симпатиях далеко не все офицеры, солдаты, добровольцы и казаки представлялись «реакционерами» и врагами демократии, но армия неизбежно втягивалась в политику. Целью армии провозглашалась эффективная вооруженная «борьба с большевизмом», а для достижения этой цели требовалось мобилизовать все ресурсы. При этом внутренняя политическая борьба считалась недопустимой – военные вспоминали «керенщину», говорили о «повторении старых ошибок» и т. д. Так становился практически неизбежным переход от «коллегиальной Директории» к диктатуре и персонификации военно-политического руководства.
Военные действия на фронтах, объективно требовавшие введения «твердой власти», также не способствовали упрочению «коллегиального правления». Поражения осени 1918 г., понесенные Народной армией Комитета Членов Учредительного Собрания, подтверждали, как казалось многим, неэффективность «демократического порядка управления». Укрепление советской власти в 1918 г., построенное на жесткой вертикали подчинения, также убеждало в необходимости введения адекватной системы управления. Все настойчивее выдвигалась идея «твердой руки», «железной воли» и т. п. Требовалось реализовать эту «идею» в конкретном человеке. На роль диктатора могли претендовать и генерал Алексеев на белом Юге, и генерал Гришин-Алмазов в Сибири, и генерал Хорват на Дальнем Востоке, и капитан Чаплин на Севере. Выдвигались также планы установления единоличной власти в лице представителя Дома Романовых (или самого Николая II, или Великого Князя Михаила Александровича, или Великого Князя Николая Николаевича – в качестве Верховного Главнокомандующего всеми белыми армиями, с правами военного и гражданского диктатора). Но фактически в решении этого вопроса объединила всех, пусть и формально, фигура адмирала Александра Васильевича Колчака, ставшего Верховным Правителем России.
Итогом политического развития антибольшевистского движения в 1918 г. стало, таким образом, не укрепление директориальной формы правления, а введение диктатуры. Эта форма власти наиболее полно отвечала политико-правовой сущности Белого движения. Единоличная власть, установившаяся 18 ноября 1918 г., строилась на совмещении военных и политических функций, верховной законодательной и исполнительной власти. В статье с характерным названием «Единоличная власть», опубликованной в газете «Голос Приморья» (ее авторство приписывается Колчаку, бывшему тогда на Дальнем Востоке), отмечалось: «В моменты остроты политических осложнений, в моменты великой разрухи и тревоги понятно, что люди ищут умиротворяющие начала. Одним из таких выходов обычно признается твердая власть и, как ее наиболее гибкая форма, власть единоличная» (ее полный текст в приложении № 9) (2).