«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма - читать онлайн книгу. Автор: Александр Чудинов cтр.№ 68

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - «Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма | Автор книги - Александр Чудинов

Cтраница 68
читать онлайн книги бесплатно


«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Политический клуб, созданный в Париже осенью 1789 года депутатами Учредительного собрания, заседал в монастыре Св. Якова, из-за чего получил название «Якобинского»


В пользу такого предположения говорит тот факт, что запись юного Строганова в Якобинский клуб произошла именно после того, как было получено письмо его отца с требованием покинуть Францию. Ранее Ромм с воспитанником не раз посещали заседания якобинцев в качестве зрителей, но лишь теперь, накануне отъезда, было принято решение о вступлении Очера в клуб. По мнению А. Галанте-Гарроне, сделать это ранее не позволял юный возраст Павла, однако 18 лет тому исполнилось еще в июне, и тем не менее до начала августа вопрос о вступлении в клуб перед ним не стоял. Более того, сам гувернер не стал записываться в якобинцы одновременно с учеником. Сохранившийся в архиве Ромма его собственный диплом клуба датирован… 3 мая 1793 года.


«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Гренобльский адвокат Антуан Пьер Жозеф Мари Барнав (1761–1793), подписавший сертификат якобинца «гражданина Очера», играл видную роль в начальный период Революции как один из лидеров сторонников реформ в Учредительном собрании. После 1791 года разочарованный радикализацией событий, он отошел от политики, чтобы написать одну из первых историй Французской революции. Однако политика сама пришла к нему, и Барнав во время Террора закончил свою жизнь на эшафоте


«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Умерший в 1778 году в замке Эрменонвиль Жан-Жак Руссо был похоронен здесь же в парке на острове посреди озера. Его могила, окруженная тополями, была в свое время местом паломничества для поклонников его идей. В разгар Революции прах Руссо был перенесен в Пантеон, а после нее оттуда выброшен


В завершение своего пребывания в столице Ромм и его ученик 9 августа совершили паломничество в Эрменонвиль, где поклонились могиле Руссо, а четыре дня спустя отправились в Овернь. Судя по их письму от 19/30 августа 1790 года, отправленному уже из Жимо, они покидали столицу с разным настроением. Тон Павла спокоен и даже жизнерадостен:

«Вышедши из Парижа августа второго дня [по старому стилю. – А.Ч.], мы довольно счастливо сделали наш путь пешком и прибыли сюда 16-го дня <…> Пришли сюда все здоровы и мало уставшие. Мы намерены здесь остановиться, потому что будет спокойнее, нежели в Риоме, которой только за полторы lieu отсюда».

Напротив, Ромм почти не скрывает раздражения и пишет едва ли не вызывающе, подчеркнуто демонстрируя, что никоим образом не разделяет негативного отношения старого графа к происходящему во Франции:

«Верные своему намерению, о котором мы известили Вас в своем последнем письме, мы покинули Париж. Мы прервали все полезные отношения, которые связывали бы нас в столь сложной ситуации с теми событиями, что стали для истории величайшим чудом, а для правителей – величайшим уроком».

Возможно, отказавшись от поездки в Вену и избрав местом своего временного пребывания Жимо, Ромм еще надеялся, что отец его воспитанника переменит решение и позволит им остаться во Франции. Так, 5/16 сентября он пишет старшему Строганову:

«Я узнал, что князь Голицын с сыновьями заняли оставленную нами квартиру. Мне сказали, что он собирается незамедлительно ехать в Россию, оставив, однако, сыновей в Париже. Подобное решение со стороны русского делает еще более загадочным то, которое вы приняли в отношении своего сына».

Впрочем, от старого графа уже мало что зависело. Упоминавшаяся выше депеша Симолина от 16/27 июля с известием о «неподобающем» поведении Павла Строганова достигла Петербурга 24 августа (н. ст.) и вызвала высочайший гнев. Екатерина II приложила к ней следующую резолюцию:

«Читая вчерашние реляции Симолина из Парижа, полученные через Вену, о российских подданных за нужное нахожу сказать, чтоб оные непременно читаны были в Совете сего дня и чтоб графу Брюсу поручено было сказать графу Строганову, что учитель его сына Ром сего человека младого, ему порученного, вводит в клуб Жакобенов и Пропаганда [sic], учрежденный для взбунтования везде народов противу власти и властей, и чтоб он, Строганов, сына своего из таковых зловредных рук высвободил, ибо он, граф Брюс, того Рома в Петербург не впустит. Приложите сей лист к реляции Симолина, дабы ведали в Совете мое мнение».

О том, что случившемуся с младшим Строгановым императрица придавала весьма серьезное значение, свидетельствует и запись от 26 августа в дневнике ее кабинет-секретаря А.В. Храповицкого: «Повеление к Симолину, чтоб в Париже всем русским объявили приказание о скорейшем возвращении в отечество. Там сын гр. Ал[ександра] Сер[геевича] Строганова с учителем своим вошли в члены клуба Жакобинов de Propaganda Libertate».

Из Франции же и далее продолжали поступать компрометирующие Павла Строганова сообщения. Одиннадцатого сентября пришла депеша Симолина от 14/25 августа, где посланник, отвечая на запрос из Петербурга о возможном участии русских в манифестации «представителей народов мира» (в действительности это были просто ряженые) перед Национальным собранием, докладывал:

«…Я склонен думать, что все русские, живущие в Париже, воздержались от участия в такой сумасбродной затее. Единственно, на кого может пасть подозрение, это на молодого графа Строганова, которым руководит гувернер с чрезвычайно экзальтированной головой. Меня уверяли, что оба они приняты в члены Якобинцкого клуба и проводят там все вечера. Ментор молодого человека, по имени Ромм, заставил его переменить свое имя, и вместо Строганова он называется теперь г. Очер; покинув дом в Сен-Жерменском предместье, в котором они жили, они запретили говорить, куда они переехали, и сообщать имя, которое себе присвоил этот молодой человек. Я усилил свои розыски и узнал через священника нашей посольской церкви, что они отправились две недели тому назад пешком, в матросском платье, в Риом, в Оверни, где они рассчитывают остаться надолго и куда им недавно были отвезены их вещи».

Участь Павла Строганова была решена. Двадцать первого сентября его отец написал Ромму:

«Любезный Ромм, я давно противился той грозе, которая на днях разразилась. Сколько раз, опасаясь ее, я просил Вас уехать из Парижа и еще недавно совсем выехать из пределов Франции. Право, я не мог яснее выразиться. Вас не довольно знают, милый Ромм, и не отдают полной справедливости чистоте Ваших намерений. Признано крайне опасным оставлять за границей и, главное, в стране, обуреваемой безначалием, молодого человека, в сердце которого могут укорениться принципы, несовместимые с уважением к властям его родины. Полагают, что и Вы, по увлечению, не станете его оберегать от этих начал. Говорят, что вы оба состоите членами Якобинского клуба, именуемого клубом Пропаганды или Бешеных. Распространенным слухам и общему негодованию я противопоставлял мое доверие к Вашей честности. Но, как я уже выше говорил, буря наконец разыгралась, и я обязан отозвать своего сына, лишив его почтенного наставника в то самое время, когда сын мой больше всего нуждается в его советах. С этой целью я посылаю моего племянника Новосильцова».

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию