Тайны драгоценных камней и украшений - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Варкан cтр.№ 7

Траурные кольца — не новость. Еще древние знали, что охраняются от душ умерших, надев их кольца. Со временем суеверия рассеивались, а ношение ритуальных украшений в траурные дни в аристократических домах сделалось если не модой, то этикетом.

Так и александровские памятные кольца изготовлены были в некотором количестве и преподносились близким и приближенным усопшего, которые наблюдались во множестве.

Одно из них и досталось Михаилу Андреевичу, который в те волнительные дни и не догадывался о своем поразительном жребии.

И вот грянуло 14 декабря 1825 года, на Сенатской площади в Петербурге случились беспорядки. Беспорядки вышли из желания группы дворян, позже именованных декабристами, продемонстрировать высшей власти недоумение состоянием империи. Демонстранты воспользовались затянувшимся на две недели междуцарствием, когда после кончины предместника два претендента на российский престол — Константин Павлович и Николай Павлович будто спихивали корону с рук на руки.

Во время противостояния власти и вольнодумия на Сенатской площади был смертельно ранен военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга граф Михаил Андреевич Милорадович. Он умер на следующий день. Событие чрезвычайнейшее.

Граф Милорадович человек был отличительный по свойствам разнообразным.

Учился он в самых в то время знаменитых и модных университетах Европы — в Кёнигсберге и Гёттингене. Утвердилось, однако, общее мнение, что по результату образовался он так себе. Как водится, лучше всего запечатлели это общее место высшего света Александр Сергеевич Грибоедов в «Горе от ума»:

(Известно, что Милорадович говорил по-французски с чудовищными ошибками.)

и Александр Сергеевич Пушкин в «Евгении Онегине»:

Так и есть. Слыл Милорадович в светском обществе ловким кавалером, остроумным собеседником, а также дамским угодником и, по словам князя Петра Андреевича Вяземского, был «весьма приятного и пленительного обхождения, внимателен и приветлив к своим подчиненным».

Так или иначе, но военные таланты он имел безусловные: об этом гласят блестяще проведенные им операции, чему всячески способствовали свойства его характера — некий сплав дипломатии и авантюризма.

Всю жизнь на службе отечеству. Почти всегда на военном поприще, где, как уже говорилось, показал особые дарования.

Любимец всех солдат. Любимец светлейших — Кутузова и Суворова, а последнего еще и верный ученик. Наград и знаков отличия не перечесть. Удивительно, как они только размещались даже на его широкой груди, когда в роскошном мундире прибывал граф на парад. — «Высокая грудь его была буквально покрыта двумя дюжинами всех наших и главнейших европейских звезд и крестов, взятых этою смелою и после 55 битв девственною от ран грудью с боя».

Человек немыслимой отваги. Генерал Алексей Петрович Ермолов, которого также некому было уличить в трусости, писал самому Милорадовичу: «Чтобы быть всегда при Вашем превосходительстве, надобно иметь запасную жизнь».

Восхищенные воспоминания о нем, и это совершенно удивительно или почти невозможно, оставил Александр Иванович Герцен, ненавидевший русскую аристократию и всю жизнь боровшийся с ней разными способами. Часто видевший Милорадовича в детстве среди друзей своего родителя, богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева, он припомнил: «…храбрый, блестящий, лихой, беззаботный, десять раз выкупленный Александром из долгов, волокита, мот, болтун, любезнейший в мире человек, идол солдат…» Но Герцен на этом не останавливается и впадает даже в совершенную метафизику: «Милорадович был воин-поэт и потому понимал вообще поэзию. Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами». То есть он уже рекомендует Милорадовича как человека с сильнейшим воображением.

Понятно, что и друзья генерала не отставали в славном деле славословия. К примеру, портрет его трогательно начертал помянутый уже Александр Павлович Башуцкий, прослывший позже литератором. — «Он был нравственно силен своею личностью, был быстр, деятелен, блестящ, не сжат в действиях, ласков, сочувствен ко всем, ко всему, неисчерпаемо добр, расточителен на милость и помощь, справедлив, он был человек без страха и упрека…» Адъютант видит в начальнике и человека необычайно оригинального в «неожиданности своих решений».

Восхищенное слово присоединил также литератор Сергей Николаевич Глинка, брат Федора Николаевича Глинки, что долгие годы служил под Милорадовичем и в чине полковника заведовал канцелярией генерал-губернатора, а по совместительству все годы декабрист, то бишь либералист:

«Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на эфесе шпаги горит крупный алмаз… …черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда еще в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато-круглого, веселого, открытого. Русые волосы легко оттеняли чело, слегка подчеркнутое морщинами. Очерк голубых глаз был продолговатый, что придавало им особенную приятность. Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нем могло означать какую-то внутреннюю силу, потому что щедрость его доходила до расточительности. Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своем домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, еще спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами… Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху. Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим».

Не менее браво живописал Милорадовича и Ермолов, также сравнив его с французским маршалом. — «Генерал Милорадович не один раз имел свидание с Мюратом, королем неаполитанским… Мюрат являлся то одетый по-гишпански, то в вымышленном преглупом наряде, с собольей шапкою, в глазетовых панталонах. Милорадович — на казачьей лошади, с плетью, с тремя шалями ярких цветов, не согласующихся между собою, которые, концами обернутые вокруг шеи, во всю длину развевались по воле ветра. Третьего подобного не было в армиях!»