Дома Ваня устроил Нила в кроватке. Сел рядом, погладил малыша по голове.
– Интересно, кто ты такой?
Малыш посмотрел недоуменно.
– Нил Синютин.
Свою имя-фамилию он уже знал, и где мама живет – тоже. Мог сказать про Березовский и про Храмовых, мало ли что? Конечно, Ванин вопрос он понял в самом, что ни на есть, прямом смысле.
– Это понятно…
Ваня понимал, что задавать малышу вопросы – глупо. Какого ответа ты от него хочешь? Что он должен рассказать?
Ему три года. Даже меньше…
И все же, все же…
– Нилушка, а что ты с мамой сделал?
– Мама бо-оо…
– Правильно. А ты что сделал?
– Ззял…
До появления первых логопедов оставались десятилетия, а потому Ваня вооружился терпением и принялся обстоятельно допрашивать малыша. Получилось плохо.
Маме бо-оо, поэтому Нил ши-и-и, а оно пуфффф.
Малыш искренне старался все объяснить, но добился только того, что у Вани заболели и голова, и зубы. Юноша махнул на все рукой и взял сказки, которые надиктовала Маша.
Так ему казалось, что сестра рядом, и сама их рассказывает, и вообще, скоро войдет и еще ругаться будет.
Не спите?
Ай-яй-яй… бессовестные!
– … Это Полоз окружил все то место, да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу. Попробуй, найди, где он лежал.
[12]
Ваня оторвался от сказки и поглядел на Нила.
Может ли так быть…?
Нет.
Не может.
Сказки это, он и сам знает, Маша их при нем сочиняла, смеялась еще…
Сказки.
А вдруг…?
Ваня замотал головой и задавил в зародыше появившуюся мысль.
Нет такого.
Не было и не будет.
Нил – человек. Чешуя ему просто почудилась. Способности у малыша есть, с матерью – магом земли чудно было бы, когда б их не было.
В остальном – все.
Человек.
И никак иначе.
И Ваня взялся за книгу.
О своей догадке он никогда и никому не расскажет. Ни Пете, ни Александру – никому. Ни детям, ни внукам, когда те появятся…
Нельзя о таком говорить. Думать – и то не стоило бы, да как о чуде не думать, когда оно у тебя на глазах совершается?
И все равно: молчать, молчать, молчать…
– Вая… дасе…
Иван Синютин тряхнул головой и вернулся к сказке о том, как двое мальчишек получили в дар от Великого Полоза золотую жилу. И что из этого вышло.
Сказка. Просто – сказка. И точка.
* * *
– Ничего не могу понять.
– Главное – жива.
Александр только отмахнулся от доктора, который в ажитации бегал по палате.
– Вы не понимаете! Это медицинский феномен!
– А мне казалось – это вы ничего не можете понять? – не удержался Благовещенский.
Ехидство пропало втуне, медик даже головы в его сторону не повернул.
– Ничего не понимаю! Этого быть не может…
– Но есть ведь!
Александр препирался вполне охотно, Машу ему пришлось временно выпустить из рук. Девушку переодевали.
Да-да, уже четвертый раз за эти сутки. И похоже, это был не конец.
Что с ней происходило – неясно, но поить ее приходилось чуть не каждые полчаса. Девушка начинала метаться, стонать, облизывать губы, кожа у нее пересыхала, температура поднималась, но стоило только поднести к ее губам больничный поильник с носиком, как Маша успокаивалась.
Она выпивала залпом чуть не четверть ведра
[13] – и успокаивалась.
А потом начиналось нечто несусветное.
Обычно как выводится вода?
Да, она проходит сверху – вниз, это естественный процесс. И выпить четверть ведра, кстати – сложно.
Не в этом случае.
Маша начинала потеть.
По ее коже катились крупные капли пота, причем не бесцветного, а какого-то неправильного, рыжеватого, пачкали ночнушку, оставляли следы на простыне…
За час – полтора промокал даже матрас.
Доктора терялись в догадках.
Что происходит, как это можно объяснить… нет, непонятно.
Магия?
Но никто не знал такой магии! И даже если предположить, что из тела Маши выводится железо… Александр, честно говоря, так и думал, с тех пор, как увидел рыжеватые, похожие на ржавчину, следы на простыне, то что делать с поражениями внутренних органов?
Она-то останутся…
Допустим, не будет осколка.
Но куда ты денешь дырку от осколка?
И каков вообще должен быть состав крови, чтобы выводить железо? Растворять его, убирать…
Не так давно, около часа назад, доктора таки нацедили на исследование кровушки и понесли в лабораторию.
Вот и стоит один из них в дверях, Натан Самуилович, мнется, смотрит большими глазами (действительно большими, карими такими, с поволокой) и не знает, что сказать.
– Что у вас, коллега?
– Непонятное что-то, Мирон Яковлевич.
– Что именно, Натан Самуилович?
– Да по анализам, у нашей больной в венах крови нет.
Ошалели все, в том числе и Александр.
– К-как?
– Простите, оговорился. Крови там ничтожно мало. В основном – соединения железа.
– Соединения? Железа?
– Да. Причем в жидком, что странно, состоянии. Какие-то сложные, непонятные…
Теперь недоумевали оба доктора и Александр за компанию. Кстати он как раз – меньше всех.
– Соединения железа в жидком виде? Это они выходят?
– С научной точки зрения сие невозможно, – вздохнул Мирон Яковлевич. – Но – да. Похоже на то…
– Больная должна быть уже мертва, – отреза Натан Самуилович. – Это вообще чертовщина какая-то!
– Это – не чертовщина – Александр сориентировался первым, показывая на распятие, которое висело над кроватью. Увесистое такое, сделанное из освященного серебра, украшенное драгоценными камнями, сапфирами и рубинами.