Мешочек с землей легко открывается, черная сухая пыль сыплется между пальцами, смешивается с песком, словно бы растворяется.
– Она вас тоже помнит, Андрей Васильевич. Помнила. И ждала. Сейчас душа Алины свободна. Надеюсь, что и ваша тоже… я пока еще ничего не знаю о некромантии, не знаю о своей силе, ничего не знаю. Только вот связями обросла, как корабль – ракушками. И очистить все рука не поднимется, люблю я их всех… А еще меня во что-то непонятное тащат. У всех свои планы, замыслы, и никто со мной считаться не будет… выжить бы…
Слезы медленно капают на сухую землю. Сочувственно шумит ветер. И мне очень-очень грустно.
Ничего.
Здесь можно расклеиться. Можно позволить себе поплакать. Побыть самой собой, хотя бы недолго. Не Железным человеком, а просто, обычной женщиной.
Через два часа я ухожу с кладбища полностью спокойная. Глаза красные, лицо слегка опухло, ну и что? Мне теперь и поплакать нельзя?
Отвяжитесь все, у меня токсикоз! И только посмейте сказать, что его не бывает сразу после зачатия!
* * *
Вот и особняк Храмова.
Мраморная лестница, ухоженный сад, я выхожу из кареты и начинаю подниматься… Словно кто-то дергает меня за руку.
Ай!
Подворачивается нога, я падаю на одно колено, звонко вылетает мраморная крошка из ступеней, обиженно верещит придавленный Нил, что-то кричит отчаянно Ваня…
Все сливается в одну какофонию звука, благо происходящего я не вижу, лежа чуть ли не носом в ступеньку…
Мысль у меня одна, но очень "умная".
Хорошо хоть до этого киллера Нил не доберется. А то скажут – мор на убийц напал.
Потом к ней прибавляется вторая.
Интересно, кому ж я так мешаю?
Да и вообще, пора бы и честь знать? Погостили в столице – надо рвать когти в провинцию, пока мне их вообще не оторвали.
* * *
Меня кое-как затаскивают в дом.
Храмов ждет в гостиной, он явно недоволен. Интересно, чем? Покушением?
Ага, если бы.
Ответ находится быстро.
На столе стоит роскошная корзина с белыми розами, ничуть не хуже той, что я оставила на кладбище.
– Это что?
– Это, Машенька, прислал цесаревич.
Ответом супругу становится приоткрытый рот и хлопающие глаза. С какого, простите, черта? Я ему что – авансы раздавала?
– И вот это…
"Вот этим" оказывается приглашение на бал, который состоится через четыре дня. Все там же, в Кремле…
– Ёжь твою рожь!
– Не слишком дипломатично, но верно по сути.
– И что теперь делать?
Храмов разводит руками.
– Судя по всему, его высочество заинтересовался вами, Машенька.
Дальше генерал-губернатор дипломатично делает вид, что не слышал адреса, по которому я адресую цесаревича.
Заинтересовался он!
Ага, два раза!
Ему не Маша Горская интересна, а единственная женщина, которая перед ним не расстилается в восторге плюшевым ковриком. Что – не так?
Это же судьба. Положи рядом с котенком игрушку – и ему будет плевать. Попробуй отобрать эту игрушку – и тебя тут же настигнет возмездие в виде кошачьей лапы. Надо было сразу идиотский восторг изображать, надо!
Не додумалась.
Дура.
А теперь что делать?
– Ничего, – мрачно отозвался Храмов. – Уезжать побыстрее, благо, моя должность не предполагает долгого отсутствия в Березовском.
Я злобно зашипела.
– Может, мне его изнасиловать?
– Цесаревича?
Храмов посмотрел дикими глазами, потом понял, что я шучу, и рассмеялся.
– Ох, Машенька…
– Я не шутила, – я как раз представляла, как пристаю к цесаревичу, хватаю его за воротник, применяю прием… и дальше все по тексту. Какому?
Камасутры начальника.
Залюблю так, что ноги таскать не будешь, гад! Отловлю, вылюблю, выкину…
Кто сказал, что бабы не могут мужиков насиловать? Даешь феминизьм! И сто пятьдесят оттенков… неважно какого! Все равно – не отвертятся!
Гррррр!
Вот мало мне проблем было, так еще и это?
– А что с покушением?
– Сообщим Романову.
Я снова помянула несчастного ежика. Нет, ну что за жизнь? Не убьют, так вылюбят! И еще неизвестно, что хуже.
Да, цесаревич.
Молодой, красивый, при короне в перспективе… стать фавориткой?
Да лучше сразу удавиться! Оно безболезненнее будет! Тут и магия не поможет, прикопают под кустиком, и скажут, что он уж сорок лет из меня растет!
Неужели не понятно?
Тут и государственные интересы, и собственные расклады юртов… лезть в это? Пытаться привязать к себе пресыщенного жизнью человека, которому все уже не по разу предлагалось?
Это даже не наивно. Это смешно, глупо и нелепо. И я этим заниматься не буду.
У меня свое дело, свои родные, свой ребенок… скоро два будет. И вы хотите, чтобы я…
– А если потребовать осмотра лейб-медика?
Храмов задумался.
– Вы точно беременны, Машенька?
– Уверена.
– Вам может стать плохо на балу.
Я хлопнула в ладоши.
– Сергей Никодимович, вы такой умница!
Ни убавить, ни добавить!
Мне становится плохо на балу, я требую осмотра медика, тот подтверждает, что я того-с… в залете. Цесаревич оказывается не при делах – мне ведь можно все и запретить до родов. А потом и после родов, годика на два или три…
А еще мне нужен свежий воздух. В провинции!
Я потерла руки.
– Обещаю, мне станет плохо практически сразу же.
– Машенька, не переусердствуйте…
– Обещаю. Ежь твою рожь!
– Что случилось?
– А покушались-то на меня из-за чего? Если чтобы я вам наследника не подарила?
Тут уж настала очередь Храмова задуматься.
– Гришка, конечно, на многое пойдет, но чтобы так?
– Там не только Гришка. Там еще его супруга, дети, семья жены… что – некому?
– Знать бы. Там еще и Демидов…
– Демидову выгодно покушаться на вас, не на меня.
С этим поспорить было сложно. Оставалось ждать Романова.
* * *
Убийцу, увы, не поймали. Допросить было некого, а опрос соседей ничего не дал. Да и что тут можно сказать?