Дракон Возрожденный - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Джордан cтр.№ 212

Перрин добрел до дверей и толкнул створки. Они не поддались. Казалось, открыть их нет никакой возможности – нет никаких ручек, не за что ухватиться. Металл был испещрен узором, таким мелким и тончайшим, что глаз почти не различал его. Соколы. Тысячи крошечных соколов.

«Она должна быть здесь. По-моему, долго я не продержусь». С громким возгласом Перрин с размаху вбил молот в бронзу. Металл отозвался, зазвенел, точно громадный гонг. И кузнец ударил снова, и звон раздался громче и продолжительнее. Третий удар – и бронзовые створки разлетелись под молотом, как стеклянные.

Внутри, в сотне шагов от разбитых дверей, в круге света сидел прикованный к насесту сокол. Остальная часть просторной комнаты была затоплена мраком – тьма и слабый шелест словно многих сотен крыльев.

Перрин шагнул в комнату, и из темноты камнем упал сокол, когтями прочертив по лицу юноши кровавые отметины. Перрин вскинул руку к глазам, заслонился – когти стали рвать ему предплечье – и, шатаясь, двинулся к насесту. Птицы все кидались и кидались на него, налетали соколы, били крыльями, рвали когтями и хищно загнутыми клювами, но Перрин упорно ковылял дальше. Кровь текла по рукам и плечам, а он оберегал рукой глаза, которые неотрывно смотрели на сокола на насесте. Молот он потерял. Где он его выронил, Перрин не помнил, но знал: если бы повернул назад и стал искать молот, то погиб бы прежде, чем нашел его.

Перрин добрался до насеста, и в этот миг полосующие тело когти швырнули его на колени. Он посмотрел из-под руки на соколицу на насесте, и она ответила ему темным немигающим взглядом. Цепь, которой была скована лапка птицы, крепилась к насесту при помощи крохотного замочка, сработанного в виде ежа. Не обращая внимания на прочих соколов, что закружились теперь вокруг него смерчем бритвенно-острых когтей, Перрин обеими руками схватил цепь и из последних сил разорвал ее. Боль и соколы принесли темноту.

Перрин открыл глаза. В лицо, руки и плечи словно вонзилась тысяча ножей, мучительно больно кромсающих плоть. Но все это было совершенно не важно – возле юноши стояла на коленях Фэйли, темные, раскосые глаза ее были переполнены тревогой. Девушка вытирала ему лицо тряпицей, уже насквозь пропитанной кровью.

– Мой бедный Перрин, – негромко и нежно произнесла она. – Мой бедный кузнец. Ты так жестоко изранен.

С усилием, от которого боль ударила еще резче, юноша повернул голову. Они находились в гостинице «Звезда», в отдельной столовой, а около ножки стола валялся вырезанный из дерева еж. Он был разломан пополам.

– Фэйли, – прошептал Перрин. – Моя соколица.

Ранд по-прежнему был в Сердце Твердыни, но все вокруг изменилось. Исчезли сражающиеся, пропали мертвые тела, не было вообще никого, только он один. Вдруг по всей Твердыне прогремел звон громадного гонга, затем звон повторился, и самые камни под ногами откликнулись дрожью. В третий раз разнесся звучный раскат и внезапно оборвался, словно гонг не выдержал и раскололся. Вокруг воцарились тишина и недвижность.

«Что это за место? – подумал Ранд. – Но еще важнее: где Ба’алзамон?»

И будто в ответ ему, из теней среди колонн, нацеленная в грудь Ранду, ударила ослепительная стрела, подобная той, которую выпустила Морейн. Ранд инстинктивно повернул запястье; каким-то внутренним чутьем, а может, и благодаря чему-то другому он впустил освобожденные потоки из саидин в Калландор. От потока Силы меч засиял много ярче того стержня, что несся в юношу. Шаткое равновесие между бытием и небытием заколебалось. Наверняка та лавина поглотит его.

Светящаяся стрела ударила в клинок Калландора – и расщепилась на его лезвии, поток двумя рукавами растекся по сторонам клинка. Ранд почувствовал, как опалило куртку близко пролетевшим пламенем, как запахло затлевшей шерстью. За спиной Ранда врезались в огромные колонны из краснокамня два зубца замороженного огня, два зубца жидкого света. Там, куда они ударили, камень исчез, как и не было его, и пылающие стержни пробуравили другие колонны, мгновенно пропавшие точно так же. Сердце Твердыни содрогнулось под падающими колоннами, которые разлетались брызгами каменного крошева, тучами красной пыли. Но то, что падало в сияние, попросту… Ничего этого больше не было.

Из темноты раздался гневный рык, и сверкающий стержень чистейшего белого жара исчез.

Ранд взмахнул Калландором, словно перерубая что-то перед собой. Просвечивающее сквозь клинок белое сияние вытянулось, удлинилось, сверкнуло вперед и, как серпом, подрезало краснокаменную колонну, за которой таилось рычание. Полированный камень рассекся, точно шелк. Подрубленная колонна задрожала, верхушка ее обломилась у потолка, и она рухнула, разбившись об пол. За стихающим грохотом рассыпавшихся иззубренных громад Ранд расслышал стук сапог по камню. Кто-то убегал.

С Калландором наизготове Ранд бросился за Ба’алзамоном.

Когда юноша достиг высокой арки, ведущей из Сердца Твердыни, та обвалилась. Рухнувший каменный свод, зло клубясь пылью, будто намеревался похоронить его под собой, но Ранд бросил на преградившую путь стену Силу, и завал сделался всего лишь плавающей в воздухе пылью. А он продолжал бежать. Он не помнил, как и что сделал, но времени на размышления у него не было. Ранд бежал следом за Ба’алзамоном, удаляющиеся шаги которого эхом шелестели в переходах Твердыни.

Из истончившегося воздуха выскакивали мурддраалы и троллоки, чудовищные звериные обличья и безглазые лица, перекошенные яростью, злобой, жаждой убивать. Их были сотни, они запрудили черными фигурами весь коридор впереди Ранда и позади него, алкали крови мечи-косы и клинки убийственно-черной стали. Сам не понимая как, Ранд обратил их всех в пар, тот расступился перед ним… и исчез. Воздух вокруг внезапно стал удушливой сажей, заползшей в ноздри, забившейся в рот, стеснившей дыхание, но юноша вновь сделал ее свежим воздухом, прохладным туманом. Из пола у него под ногами выпрыгнуло пламя, вырвалось из стен, обрушилось с потолка, яростные струи хрупким пеплом сдували гобелены и ковры, дотла сжигали столы и сундуки, сбивали узорчатые шандалы и лампы, проливая их дождинками расплавленного пламенеющего золота. Ранд утихомирил огненные языки, прихлопнул беснующееся пламя, превратив его в красную глазурь на камне.

Каменная твердь вокруг него исчезала, как развеивающийся туман; сама Твердыня исчезала. Реальность содрогалась; Ранд чувствовал, как она расползается, распадается, чувствовал, как разрывается он сам. Его выталкивало, выдавливало куда-то туда, где не существовало ничего. Калландор солнцем сверкал в его руке, пока ему не начало казаться, что меч вот-вот расплавится. Ранду казалось, что и сам он вот-вот расплавится от выбросов Единой Силы, пульсирующей через него, от чудовищного ее потока, который он как-то направлял на то, чтобы запечатать дыру, что отверзлась рядом с ним, на то, чтобы удержать себя по эту сторону бытия. Твердыня вновь стала прочной и плотной.

Ранд не смел даже вообразить, что такое он делал. Единая Сила бурлила неукротимо, юноша едва осознавал себя, едва был самим собой, едва существовало то нечто, которое было им, его сутью. Это сомнительное равновесие подрагивало, он из последних сил балансировал на тонкой грани. А по обе стороны зияла бездонная пропасть, в которой все, что есть он, будет уничтожено, стерто Силой, бурно текущей через него в меч. Нужно идти по самому лезвию бритвы, бесконечно тонкому и бесконечно острому, лишь в этом залог хоть какой-то, пусть непрочной, безопасности. Калландор сиял в руке, и вскоре Ранду показалось, что он несет солнце. Где-то внутри, дрожа и мигая, как огонек свечи в бурю, зародилось смутное чувство – уверенность, что, обладая Калландором, он может сделать все. Все.