Сидевший на месте водителя молодой офицер, который возил Гиссинга уже несколько месяцев кряду, ждал, пока старик окончательно заснет. Лишь тогда он рискнет включить радио и узнать результаты матча по крикету. Австралия опустилась в рейтингах на самое дно, а шансов на последний рывок почти не было. Ох, ну и работка, думал он, следя за дорогой. Привычная жизнь и в подметки не годится.
И водитель, и его пассажир погрузились в собственные мысли и Мозготряса не заметили. Вот он уже огромными скачками гнался за автомобилем, без труда следуя за ним по извилистой темной дороге.
Его вдруг затопила волна ярости, и он с рыком выпрыгнул на грунт. Водитель резко вывернул руль, чтобы объехать внезапно выскочившее в свет фар огромное существо, завывающее не хуже стаи бешеных псов.
Автомобиль повело в грязи, закрутило, левое крыло оцарапали растущие у дороги кусты, по стеклам застучали ветки. Продравшись сквозь них, машина врезалась в железные ворота – сидевший позади Гиссинг свалился со своей лестницы и приземлился на переднее сидение. У него выбило воздух из груди, но он не пострадал. Водитель же от удара вылетел через лобовое стекло. Его нога подергивалась теперь на уровне лица Гиссинга.
Оставшийся на дороге Мозготряс смотрел, как умерла металлическая коробка. Ее крик агонии, вой искореженных боков, разбитая морда его пугали. Но она сдохла.
Он из осторожности выждал несколько секунд и потрусил по дороге к ней, чтобы обнюхать ее смятый труп. В воздухе витал приятный, щекочущий пазухи носа аромат, источавшая его кровь коробки тонкой струйкой текла из туловища и сбегала на дорогу. Уверившись, что с коробкой покончено, он подошел ближе.
Внутри нее был кто-то живой. Не сладкая детская плоть, которую он так любил, – простое жесткое мясо взрослого самца. Его смешное лицо смотрело на Мозготряса. Круглые испуганные глаза. Глупо хлопает ртом, как рыба. Мозготряс ударил коробку, надеясь ее открыть, а когда не получилось, просто вырвал дверь. Затем, дотянувшись, выудил из укрытия визжащего самца. И это – один из тех, кто заточил его? Эта испуганная шлепающая губами малявка? Посмеявшись над его мольбами, он взял Гиссинга за ногу и перевернул его вниз головой. Подождал, пока стихнут крики, и, ухватив его между ног, нащупал мужское достоинство малявки. Маленькое. Совсем сморщившееся от страха. Гиссинг бормотал что-то абсолютно бессвязное. Единственный звук, который опознал Мозготряс, – обычный для кастрации пронзительный визг. Закончив с этим, он бросил Гиссинга у автомобиля.
В поврежденном двигателе вспыхнул огонь, он это чуял. Он был не из тех чудовищ, что боятся огня. Да, он его уважал – но не боялся. Огонь – инструмент, и он пользовался им множество раз: он жег своих врагов, поджаривал их заживо в постелях.
Пламя добралось до бензина и взвилось в небо – он отступил от автомобиля. Перед ним танцевал огонь, он чувствовал, как завиваются волосы на голове и груди, но зрелище слишком завораживало, он не мог отвернуться. Пламя бежало по крови чудовища, пожирая Гиссинга и облизывая реки бензина, словно любопытная собака – струйку мочи. Мозготряс остался посмотреть и выучил новый, смертоносный урок.
Сидевший в захламленном кабинете Кут безуспешно боролся со сном. Большую часть вечера он провел у алтаря, один или в компании Деклана. Сегодня он не молился, а делал зарисовки. Теперь на его столе лежала копия вырезанного на алтаре изображения, которую он буравил взглядом уже час. Это занятие не принесло никаких результатов. То ли резьба была слишком неясной, то ли ему не хватало воображения. В любом случае он мало что понимал. Это точно было изображение похорон, но ничего, кроме этого, выяснить ему не удалось. Возможно, покойник был немного больше тех, кто его хоронил, но не слишком. Он подумал о местном пабе, «Верзиле», и улыбнулся. Возможно, каких-то средневековых остряков повеселила мысль вырезать под алтарным покрывалом похороны пивовара.
Старые часы в холле пробили четверть первого. Кут поднялся из-за стола, потянулся и выключил лампу. Его поразил яркий лунный свет, льющийся в комнату сквозь щель между занавесками. Поднялась полная луна – ближайшая ко дню осеннего равноденствия, – и ее лучи, несмотря на весь их холод, были роскошны.
Он поставил перед камином решетку и, закрыв за собой дверь, шагнул в темный коридор. Громко тикали часы. Где-то в стороне Гоудхерста выли сирены скорой помощи.
«Что случилось?» – спросил Кут самого себя и открыл парадную дверь, надеясь хоть что-то разглядеть в темноте. На холме горели автомобильные фары, вдалеке мигали голубые огни полицейских машин, мигали гораздо равномернее тиканья у него за спиной. Авария на северной дороге. Рановато для гололеда, да и деньки еще стоят слишком теплые. Он смотрел на усыпавшие холм огни – словно мерцающие драгоценные камни на спине кита. Если подумать, довольно прохладно. В такую погоду лучше не стоять на…
Кут нахмурился – что-то привлекло его внимание, какое-то движение под деревьями в дальнем конце церковного дворика. В лунном свете все казалось черно-белым. Черные тисы, серые камни, лепестки хризантем, словно белые брызги на могилах. И черный из-за тени тисов, но четко очерченный силуэт у мраморной гробницы. Силуэт гиганта.
Кут на ватных ногах вышел из дома.
Гигант был там не один. Кто-то стоял перед ним на коленях – он был меньше, больше похож на человека, его запрокинутое лицо светилось в лучах луны. Это был Деклан. Даже издалека было понятно, что он улыбается своему господину.
Кут хотел подойти ближе, отчетливее разглядеть свой кошмар. На третьем шаге под его ногой зашуршал гравий.
Кажется, гигант в тенях шевельнулся. Повернулся посмотреть на него? У Кута сжалось сердце. Нет, пусть он окажется глухим – прошу тебя, Господи, не дай ему меня увидеть, сделай меня невидимым.
Очевидно, его молитвы были услышаны. Гигант ничем не показал, что заметил его приближение. Собравшись с духом, Кут дошел до могильных камней, пробираясь перебежками от гробницы к гробнице и едва дыша. Теперь он был в нескольких футах от происходящего и видел, как существо склонило голову к Деклану, слышал утробный звук, идущий из глубины его глотки, – словно по камню водили наждачной бумагой. Но это было еще не все.
Облачение Деклана испачкалось и порвалось, он оголил худую грудь. Лунный свет очертил его грудину, ребра. Его позу и вид нельзя было спутать ни с чем. Обожание – неприкрытое и простодушное. Кут услышал плеск; он сделал еще шаг и увидел, что гигант направляет на приподнятое лицо Деклана блестящую струйку мочи. Она лилась в слегка приоткрытый рот, бежала по голой груди. В глазах принимающего крещение Деклана ни на миг не угасал огонек радости – напротив, он водил головой из стороны в сторону, стараясь выпачкаться окончательно.
Ветер донес до Кута запах мочи существа. Запах едкий и отвратительный. Как мог Деклан стерпеть на себе и каплю этой жидкости, а тем более купаться в ней? Кут хотел закричать, прекратить этот разврат, но фигура чудовища казалась ужасающей даже в тени тиса. Оно было слишком высоким и широкоплечим для человека.
Кут не сомневался: это было чудовище Дикой чащи, которое пытался описать ему Деклан, – пожиратель детей. Догадывался ли Деклан, восхищаясь этим монстром, какую власть тот получит над его разумом? Знал ли заранее, что, если чудовище заявится сюда за ним, он встанет перед ним на колени, назовет его Богом (до Христа, до завоевателей – так он сказал), даст ему опорожниться на себя и станет ему улыбаться?