Книги крови. I–III - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Баркер cтр.№ 11

Кауфман просчитал риски: математика паники. Если он останется на месте, то рано или поздно Мясник его увидит и превратит в фарш. С другой стороны, если вылезти из укрытия, его могут заметить и кинуться вдогонку. Что лучше: бездействие и смерть в ловушке, или же побег и встреча с создателем где-то посередине вагона?

Кауфман удивился собственному мужеству: он решил двигаться.

Невероятно медленно он выполз из-под сидения, поминутно оглядываясь на спину Мясника. Выбравшись, пополз к двери. Каждое движение казалось Кауфману пыткой, но Мясник, похоже, был слишком увлечен беседой и не поворачивался.

Кауфман добрался до двери. Начал вставать, одновременно готовясь к тому, что его ждет во втором вагоне. Схватился за ручку и сдвинул дверь в сторону.

Звук от рельсов сразу стал громче, и в лицо ударила волна влажного воздуха, пахнущего, кажется, исключительно землей. Разумеется, Мясник сейчас все услышит или учует. Разумеется, повернется и…

Но нет. Кауфман протиснулся в щель и попал в кровавую камеру.

От облегчения он стал беспечным. Не защелкнул дверь за собой и от качки вагона та начала открываться.

Махогани высунул голову из кабины и посмотрел в сторону вагона.

– Это еще что за херня? – спросил машинист.

– Да дверь плохо закрыл. Вот и все.

Кауфман слышал, как Мясник подходит к нему. Он сжался у стены, превратился в шар ужаса, неожиданно осознав, как же забиты сейчас его кишки. Дверь закрыли с другой стороны, и шаги снова удалились прочь.

В безопасности, по крайней мере, дыхание можно перевести.

Кауфман открыл глаза, набираясь решимости взглянуть на резню в вагоне.

Но избежать ее было нельзя.

Она заполнила все его чувства: запах внутренностей, вид тел, жидкость на полу под пальцами, скрип ремней, растягивающихся под весом тел, даже воздух казался соленым на вкус от крови. Кауфман остался один на один с абсолютной смертью в вагоне, который мчался сквозь тьму.

Но тошнота уже прошла. Не осталось ничего, кроме обыкновенного отвращения. Кауфман вдруг понял, что смотрит на трупы с каким-то любопытством.

Тело, висящее ближе всех, принадлежало прыщавому подростку из первого вагона. Оно висело вверх ногами, покачиваясь в ритм поезда, одновременно с тремя остальными тушами в непристойном danse macabre. Его руки свободно болтались в плечевых суставах, где мясник сделал надрезы глубиной сантиметров в пять, чтобы тела висели аккуратнее.

Каждая часть анатомии мертвого подростка гипнотически покачивалась. Из открытого рта свисал язык. Голова болталась на перерезанной шее. Из раны на ней и вскрытой яремной вены до сих пор толчками вытекала кровь, падая в черное ведро. Во всем этом чувствовалось какое-то изящество: знак хорошо сделанной работы.

За подростком висели трупы двух молодых белых женщин и смуглого мужчины. Кауфман склонил голову набок, чтобы посмотреть им в лица. Те казались отрешенными. Одна из девушек оказалась настоящей красавицей. Мужчина, кажется, был пуэрториканцем. Всех наголо обрили. В воздухе до сих пор стоял едкий запах от стрижки. Кауфман, поднялся, опираясь на стену, и в этот момент тело одной из женщин развернулось, показав ему спину.

К такому ужасу Кауфман был не готов.

Спину рассекли от шеи до ягодиц, мышцы срезали, обнажив поблескивающий позвоночник. Это было блестящим доказательством умений Мясника. Они висели тут, обритые, обескровленные, разрезанные туши люди, распотрошенные, как рыбы, готовые для еды.

Кауфман чуть не улыбнулся, глядя на это совершенство ужаса. Он чувствовал, как безумие пульсирует в основании черепа, искушая забвением, обещая пустое равнодушие ко всему миру.

Его затрясло, он ничего не мог с собой поделать. Почувствовал, как в голосовых связках зарождается крик. Это было невыносимо, и все же любой звук означал, что скоро он присоединится к тем, кто сейчас висел перед ним.

– На хер, – сказал он куда громче, чем хотел, потом оттолкнулся от стены и пошел по вагону между качающихся тел, заметив аккуратно сложенную одежду, лежащую на сидениях рядом со своими владельцами. Пол под ногами был липким от желчи. Даже прикрыв глаза, оставив лишь узкие щелки, Кауфман прекрасно видел кровь в ведрах: она была густой, дурманила, в ней вращались спекшиеся частички.

Он уже прошел мимо подростка, уже видел дверь, ведущую в третий вагон. Надо было лишь пробежать через эту полосу зверств. Кауфман направился вперед, стараясь не обращать внимания на ужас вокруг, сконцентрировался на двери, которая вела обратно, к нормальному миру.

Он уже миновал первую женщину. Еще пара метров, говорил себе Кауфман, шагов десять, не больше, а может, и меньше, если идти уверенно.

А потом лампы погасли.

– Боже, – воскликнул Кауфман и тут же потерял равновесие, когда поезд качнуло.

В полной темноте он попытался за что-нибудь зацепиться и в панике обнял труп рядом. Он не успел ничего сделать, только почувствовал, как руки погружаются в чуть теплую плоть, как пальцы хватаются за обнаженные мускулы, за разрез на спине мертвеца, как касаются позвоночника. Кауфман прижался щекой к обнаженной плоти бедра.

Он закричал; и тут же вспыхнул свет.

И когда вокруг стало светло, когда умер звук, из первого вагона послышался топот ног Мясника, он спешил к двери.

Кауфман отпустил тело. Его лицо было заляпано кровью. Он чувствовал ее на щеке, как боевую раскраску.

От крика в голове у Кауфмана прояснилось, и он вдруг почувствовал, что у него откуда-то появились силы. Не будет никакого преследования по поезду; не будет трусости, не теперь. Будет примитивная схватка двух человек, лицом к лицу. И он не мог придумать ни одного трюка – ни одного, – которым мог бы победить противника. Остался лишь вопрос выживания, простой и ясный.

Забренчала ручка двери.

Кауфман осмотрелся в поисках оружия, спокойно и расчетливо. Его взгляд упал на кучу одежды рядом с телом пуэрториканца. Там лежал нож, прямо между кольцами со стразами и цепями из фальшивого золота. Безупречно чистое оружие с длинным лезвием, возможно, при жизни мертвец им гордился. Пройдя мимо мускулистого тела, Кауфман взял нож. Тот прекрасно сидел в руке; от него, на самом деле, захватывало дух.

Дверь открылась, и показалось лицо Мясника.

Кауфман впервые взглянул на Махогани. Тот не был особенно страшным, обычный лысеющий и толстый мужик за пятьдесят. Тяжелое лицо, глубоко посаженные глаза. Довольно маленький ротик с изящными губами. Практически женский.

Махогани не мог понять, откуда в вагоне взялся этот человек, но сразу уяснил, что это еще один недочет, еще один признак его усиливающейся некомпетентности. Этого потрепанного урода надо прикончить прямо сейчас. В конце концов, до конца линии осталась миля или две. Нужно прирезать коротышку, подвесить вверх ногами, пока поезд не прибыл в пункт назначения.