Охота на Овечкина - читать онлайн книгу. Автор: Инна Шаргородская cтр.№ 60

Они действительно собрались и отправились в путь не мешкая. Пожелали друг другу удачи, и принцесса Маэлиналь повторила на прощанье свое приглашение Овечкину побывать в Данелойне. В ответ на что он только покачал головой. Сердце его горестно сжималось при взгляде на принцессу – так она была бледна и такой одинокой и несчастной казалась! Впрочем, возможно, она казалась такой только сострадательному дружескому взгляду…

Босоногий колдун оставил запас еды для Овечкина и Фирузы примерно на неделю, но обещал проведать их как можно раньше. Обнялись, расцеловались, и чатури, сидевший на плече Баламута, крикнул, исчезая в разверзшемся пространстве:

– Прощай, ягненочек! Полюбил я тебя…

И не стало никого. Лишь сырой желтый лес кругом, хмурое небо да опостылевшая кирпичная крепость за спиной…

Михаил Анатольевич и Фируза посмотрели друг на друга, вздохнули тяжело и поплелись обратно в дом. Тем, кто остается, всегда тяжелее, чем тем, кто уходит. А их к тому же ожидало полное безделье, ведь занять время они могли только разговорами. Не сообразили спросить у колдуна хотя бы колоду карт или какую-нибудь настольную игру, да и до того ли им было! И полное уныние воцарилось в их сердцах прежде, чем они успели войти в дом.

Однако вышло так, что ждать им пришлось совсем недолго.

* * *

Спустя примерно час они молча сидели у огня, и Фируза нерешительно поглядывала на печального и задумчивого Михаила Анатольевича, не решаясь заговорить с ним, хотя заговорить очень хотелось. Сердце ее тоже нуждалось в утешении, но никогда и никому она не призналась бы в этом, привыкнув за свою недолгую жизнь быть всегда независимой и самостоятельной – так уж сложилось! Маленькая сиделка была сиротой с раннего детства и выросла на попечении у тетки, особы холодной и замкнутой, усердно внушавшей своей племяннице про эту самую самостоятельность и независимость всякие разные неопровержимые истины. В результате чего, едва войдя в совершенные лета, уехала Фируза из маленького городка в Петербург, поступила в медицинское училище, закончила его и так и жила с тех пор – в общежитии, без домашнего уюта и без близкого человека, во всем полагаясь на себя самое и более ни на кого. Но это совсем не означало, впрочем, что ни в чем подобном она не нуждалась. И сейчас, глядя на Михаила Анатольевича, удивлялась Фируза и спрашивала себя бесконечно – как так случилось, что этот маленький, кудрявый, невзрачный человек с обаятельной улыбкой стал ей дорог, как родное дитя, и почему ей хочется ухаживать за ним, готовить ему еду, стирать носки и рубашки?.. Наверно, потому, говорила себе Фируза, что он добрый и честный, и отважный, и сам того не понимает, и не задается нисколько, и ничего о себе не воображает, а на самом деле – о-го-го!.. И было ей очень грустно, потому что сердце этого человека принадлежало другой, и уж куда ей, Фирузе, тягаться с принцессой Май! Он и сейчас сидел и думал о принцессе. Фируза, впрочем, тоже думала о ней – невозможно было не полюбить Маэлиналь, и не только необыкновенная красота принцессы являлась тому причиной. Май была еще и чудесным человеком, и мысль о предстоявшей ей печальной участи ложилась на сердце тяжестью…

И чтобы не расплакаться в конце концов, Фируза решительно встряхнула головой и обратилась к Овечкину:

– Давно хотела спросить вас, Михаил Анатольевич, да все не было подходящего случая – каким образом вы оказались замешаны во всю эту историю? И как к вам попал Тамрот-Поворачиватель?

Овечкин поднял на нее отсутствующий, непонимающий взгляд и, осознав, о чем она спрашивает, смущенно закашлялся. Меньше всего на свете он ожидал такого вопроса и меньше всего на свете собирался сейчас вспоминать о своем прошлом. Он покачал было головой, но глаза у Фирузы были такие ясные, такие наивные и такие ожидающие, что Михаил Анатольевич заколебался.

– Скучная это история, – он снова откашлялся. – Я и сам-то человек скучный…

Фируза недоверчиво прищурилась. И Михаил Анатольевич неожиданно почувствовал, что, кажется, впервые может наконец заговорить о том, что случилось с ним в достопамятный день после похорон матери. Таким далеким показалось ему все это – явление домового, побег из дому – словно происходило вовсе не с ним, Овечкиным, а с каким-то другим человеком. Он с удивлением прислушался к себе – да, в самом деле…

– Началось все со смерти матери, – начал он осторожно. И вдруг вспомнил свою матушку – как живая, предстала она перед ним, и лишь сейчас, спустя столько времени, Михаил Анатольевич действительно увидел ее как живого человека, вспомнил ее доброту, терпеливость, осознал собственное равнодушие к ней и ощутил горечь утраты… Он невольно умолк. Помолчал некоторое время, собрался с силами и продолжил свой рассказ.

Удивительным было состояние Овечкина, пока он говорил, – он как будто переживал все заново, но совершенно по-другому, и даже недоумевал немножко. Неужели это он когда-то так боялся и подозревал себя самого в сумасшествии? Неужели он до такой степени изменился? Когда только успел?..

Фируза слушала его, по-прежнему недоверчиво щуря глаза. И улыбалась. И Михаил Анатольевич обнаружил, что тоже в состоянии улыбаться, рассказывая о том, что еще совсем недавно и вспоминать-то не хотел, как самый ужасный ужас своей жизни…

Но только он приступил к описанию волшебного кубика, найденного под скамейкой в Таврическом саду, как в тишине комнаты кто-то вдруг звонко чихнул, и вслед за тем тоненький голосок отчетливо произнес:

– Вот заливает-то, а!

Овечкин и Фируза вздрогнули, посмотрели друг на друга, а затем огляделись по сторонам. Никого не было в комнате, кроме них, но тот же голосок зазвучал снова:

– Не слушай его, красавица! Уж нам-то известно, что такого вруна еще поискать! Колдун он, колдун! Не знаю, как это некоторые ему верят…

И огонь в камине неожиданно загудел и располыхался вовсю. Фируза ахнула, а Михаил Анатольевич вытаращил глаза – в пламени, откуда ни возьмись, заплясал его старый знакомец, Пэк. Глаза саламандры горели ярче огня, а пасть была оскалена в зловещем подобии улыбки.

– Ну, здравствуйте, – сказал Пэк и чихнул еще раз.

Фируза взвизгнула, вскочила на ноги и попятилась, но наткнулась на кого-то позади себя, отчего едва не упала и завизжала еще громче. Этот кто-то подхватил ее, и, повернувшись, обалдевший Михаил Анатольевич увидел перед собою еще и Ловчего. На всякий случай он тоже поспешно поднялся на ноги, не зная, чего ожидать от незваных гостей, ибо хорошо помнил, как они разозлились на него тогда, в лесу, из-за своей дурацкой игры.

– Приветствую тебя, Овечкин, – сухо сказал Ловчий.

Он аккуратно опустил Фирузу обратно на стул и откинул капюшон своего брезентового плаща, обнажив кудлатую голову с туманным подобием лица. Испуганная девушка вскочила снова и бросилась к Овечкину, ища защиты у него за спиною.

– Не бойтесь, – сказал ей Михаил Анатольевич, не испытывая, впрочем, особой уверенности в том, что бояться действительно нечего. – Это друзья. Я не успел о них рассказать. Здравствуйте! – добавил он, обращаясь к гостям.