Ненавижу блондинов - читать онлайн книгу. Автор: Элина Сафронова cтр.№ 29

— Дочь, что там? — дрожащим голосом спрашивает мама, при каждом взгляде на которую сердце безумно сжимается.

— Держи. — севшим от перенапряжения голосом хриплю, передавая письмо. — Она написала книгу, представляете? — взяла красивую дорогую папку в руки. Развязала бечеву и провела кончиками пальцев по слегка пожелтевшим листам, вдоль и поперек исписанным от руки.

— Мама. — с каким-то отчаянным стоном протянула моя мама.

— Теперь у тебя есть дача, я у меня квартира, — сделала паузу, пытаясь поместить в свой мозг всю картину происходящего, — во Франции.

— Где? — поперхнулся водой папа.

— Во Франции. — сама, не веря в то, о чем говорю, произнесла. — У нее был ухажер, который купил ей квартиру, но очень скоро его убили, а она, я так понимаю, выжидала, чтобы нас не порешали его дружки. — зарылась руками в волосы.

— Боже! — мама дочитала послание и теперь снова плакала. Когда-нибудь это все закончится, и нам станет легче. «Не плачьте» — сказала бабушка. Но люди по природе своей эгоисты — они будут оплакивать свою утрату и тешить свою боль.

И вот теперь я стою перед этим гребанным зеркалом в нашем с Яром номере и мечтаю о том, что этот по-настоящему страшный день поскорее закончится. Но надо быть сильнее, встать и выполнить долг. Долг перед человеком, которого ты бесконечно любил.

— Малышка, ты готова? — сзади меня обвили руки Ярослава. В черной футболке и темно-серых джинсах он невероятно органично дополнял мое мрачное состояние.

— Нет. — по-детски отчаянно пробубнила, уткнувшись в грудь парня.

— Надо ехать, а то боюсь, мы в пробку встанем. — погладил меня по волосам. — Я рядом, пойдем. — обхватил лицо ладонями и поцеловал. Наверное, только имея определенный уровень эмпатии можно понять, что все, что он хочет мне дать сейчас — опора и успокоение.

В фильмах всегда показывали, что во время похорон идёт дождь. Для нас природа решила сделать исключение — погода была сказочная: легкий ветерок, безоблачное небо и приятная отметка Цельсия на градуснике. Но какое это все имеет значение, если весь твой безграничный мир сжался до ящика метр на два и ямы два на три.

На кладбище довольно многолюдно. Бабушка была учителем музыки, и очень многие из присутствующих — бывшие коллеги и ученики, с которыми она поддерживала тесную связь. Все подходят к маме с папой и приносят свои соболезнования. Не знаю, как она держится, потому что даже сквозь большие солнечные очки я вижу её состояние. Более того, я чувствую его.

От того, что я плачу уже на протяжении нескольких суток, дико раскалывается голова. Но я упорно продолжаю прожигать взглядом свежую насыпь, несмотря на то, что все уже разъехались. Мы не поедем на поминки: в один голос мне запретили это и Яр и папа, но, если честно, то и я не вижу в этом смысла. Она же здесь.

— Несколько минут и поедем. — практически беззвучно произношу и будто бы скидываю с себя защитный щит Яра — отстраняюсь от его поддерживающих объятий.

На негнущихся ногах делаю несколько шагов и касаюсь креста. Никогда не была религиозной, но именно в этом месте крест — единственная связь с бабушкой. Падаю на колени от того, что не справляюсь с душащий осознанием. Её больше нет. Нет и не будет.

— Я люблю тебя, бабуль. — грустно улыбнулась. — Не оставляй меня никогда, пожалуйста.

Наверное, я просидела достаточно долго, раз Яр не выдержал и сам пришёл за мной:

— Моя маленькая, пожалуйста, перестань истязать себя. — отряхнул испачканные голые коленки. — Держись за шею. — подхватил меня и понёс к машине. Посадил на сидение и протянул маленькую бутылочку. Не глядя, щедро отпила и чуть не взвыла от того, как сильно обожгла горло горькая жидкость.

— Что это? — прохрипела.

— Коньяк.

— Я не пью! — попыталась высучить бутылку назад Нечаеву, но он практически заставил продолжать пить.

— Я знаю, но это тебе сейчас нужно. Я не могу тебя больше кормить успокоительными. Давай, до дна.

Превозмогая неприятные чувства, зажмуриваюсь и выпиваю алкоголь. Боже, как это отвратительно! Ненавижу пить. Откидываю голову на подголовник и понимаю, что меня дико колотит. Зубы стучат, руки трясутся, спина покрылась мерзким ледяным потом — мне никогда еще не было так плохо, я будто в бреду. Яр открывает заднюю дверцу машины и буквально засовывает меня туда, а следом залезает сам. Наверное, если бы машина не была настолько просторная, то провернуть сей прием было бы гораздо сложнее.

— Иди ко мне. — прижимает к себе так, будто готов защитить от целого мира. — Скоро полегчает, солнышко. Потерпи чуть-чуть. — гладит по волосам, прижимаясь губами ко лбу. Утыкаюсь ему в плечо и пытаюсь успокоиться и абстрагироваться. Как же плохо! Постепенно подстраиваюсь под размеренное дыхание Яра и чувствую, что коньяк начинает действовать — меня неизбежно клонит в сон. Сон, а значит и забвение. Забвение, какое-же это прекрасное слово.

Просыпаюсь от резкого хлопка багажника позади. Кто-нибудь, выключите звук! Чувствую себя ужасно помято, хочется минералки и поесть. Голова просто трещит по швам, и это не только благодаря небольшой, но для неподготовленного организма ударной дозе алкоголя: отбойные молотки бьют по мозгу, потому что я умудрилась убито дрыхнуть вниз головой на заднем сидении машины Ярослава. За окном уже смеркается. Интересно, который час, где мы находимся и где собственно Яр.

Будто бы по мановению волшебной палочки дверца с моей стороны открывается и передо мной предстает господин Нечаев во всей красе. Прижав ладони к вискам, в надежде, что это уменьшит пульсирующую боль, со скрипом перевожу себя в сидячее положение.

— Больно? — тихо спрашивает, за что я в мгновение становлюсь ему безумно благодарна. Скажи он это на пару децибел выше — и меня просто разорвет изнутри.

— Очень. — хнычу от безысходности. — Где мы? — невидяще оглядываюсь по сторонам.

— Приехали. Уже возле дома. — просто отвечает. Вдыхаю свежий вечерний ветерок и мечтаю о том, как снова лягу в свою уютную кровать, только на этот раз принимая адекватное положение тела. Кажется, что прошла целая вечность с того момента, когда я была в нашей с родителями квартире последний раз.

— Яр, сходишь за минералкой? — жалобно сморщила нос. — Там палатка за углом. — придерживаемая парнем, вылезла из машины.

— Малышка, мы возле моего дома. — прошелестело над ухом.

— Как возле твоего дома?! — удивилась. — Я хочу к себе. — протянула. — Верни меня туда, пожалуйста. — кинула безжизненный грустный взгляд. — У меня там пижама любимая и плед пушистый. — пролепетала.

— А у меня кровать мягкая. — обхватил меня за талию и повел к подъезду. — Твои родители вернутся минимум через четыре дня, до тех пор поживёшь у меня. Одну я тебя в таком состоянии точно не оставлю. Еле живая ходишь. — отчитал.

— Но, я хочу, — не успела договорить, как меня перебили твёрдым голосом, не терпящим возражений: