— Если ты начнешь подобные разговоры, я тебя побью! — заявила Фелисити. — Ты думаешь, будто я собираюсь выслушивать все эти недовольства по поводу моего капитала от тебя или от Джимми, словно это какие-то грязные деньги?
Вы дождетесь, что все, чем я обладаю, я засуну в мешок и выброшу в море!
Ее яростный выпад заставил Кармелу засмеяться, тем не менее, она настаивала:
— Я обязательно найду, чем заниматься, и стану сама зарабатывать себе на жизнь.
— Тебе просто придется выйти замуж, — возразила Фелисити. — Мы отыщем тебе очаровательного мужа, почти такого же хорошего, как Джимми, и вы счастливо проживете всю оставшуюся жизнь вместе.
— Вряд ли… — начала было Кармела, но Фелисити уже вытаскивала платья из дорожного сундука, и слова замерли на губах девушки.
Она и представить себе не могла, насколько прекрасны эти наряды, сшитые по случаю траура из разных тканей лилового, фиолетового и сиреневого оттенков.
В сундуке лежало и белое платье, расшитое фиалками, с лиловыми лентами в цвет вышивки, а также вечернее платье, все сверкавшее стразами, напоминавшими блеск аметистов и бриллиантов.
— Ты и правда… собиралась надевать все эти наряды?.. — спросила Кармела.
— Конечно! — ответила Фелисити. — Но, по правде сказать, дорогая, мне они смертельно надоели! Я тоскую без бабушки, тоскую без нее безмерно. Но ты же знаешь, она всегда говорила, люди, слишком долго оплакивающие умершего, невыносимы. Христиане должны верить в вечную жизнь своих близких там, на небесах.
— И моя мама тоже так считала, — согласилась Кармела, — хотя, что говорить, я никак не могла себе позволить приобрести специальное платье в знак траура по отцу.
— Ну, значит, ты сможешь надевать эти еще месяца два, и если жена Джимми не умрет к тому времени, я пришлю тебе что-нибудь более яркое из Парижа.
— Не покажется ли это странным окружающим? — спросила Кармела.
— С деньгами, которыми, как предполагается, владеешь ты, можно с головы до ног облачаться в золото и бриллианты!
— Я и в этих нарядах буду ощущать себя так, словно на мне надеты все сокровища мира, — заметила Кармела.
— Тогда давай скорее примерь что-нибудь, — заторопила ее Фелисити. — И нам следует как-нибудь уложить твои волосы.
Спустя час Кармела смущенно разглядывала себя в зеркале.
На ней было платье цвета пармских фиалок с большим букетом этих фиалок на талии.
Марта, горничная Фелисити, слегка припудрила небольшой прямой нос девушки, чуть тронула бальзамом ее губы, и подруги стали похожи так, что вполне могли сойти за сестер-двойняшек.
Марта, многие годы служившая Фелисити и хорошо знавшая с детства Кармелу, была единственным человеком, посвященным в, тайный план девушек.
— Я не одобряю ее милость, — призналась Марта Кармеле, — но бесполезно спорить с барышней, раз она так задумала.
— Это правда, — согласилась Кармела, — но неужели и ты, Марта, думаешь, будто кто-нибудь, хоть на секунду, сможет принять меня за Фелисити?
— Подождите-ка, мисс, пока я закончу с волосами, — ответила Марта.
С новой прической Кармела вынуждена была признать, что совсем не похожа на себя.
— Будь очень осторожна, Марта, и не проговорись никому внизу, — предупредила горничную Фелисити, — говори только о нашем завтрашнем отъезде.
— Они уже знают о вашем отъезде, — сказала Марта, — но меня ни о чем не расспрашивали.
— Слава богу!
Марта вышла из комнаты, и Кармела обратилась к подруге с вопросом:
— Почему ты во всем так уверена? Ведь Джимми еще не согласился на твой план?
— Он согласится, — уверила подругу Фелисити, — и он скоро должен приехать.
— Ты хотела бы остаться с ним наедине? — спросила Кармела.
— Да, непременно. Я покажу ему письмо кузена Селвина. И я знаю, когда он прочтет письмо, он согласится на мой план.
Кармела минуту колебалась, потом все же решила высказаться:
— Не думаешь ли ты, дорогая Фелисити, что честнее было бы сказать ему всю правду? Когда после вашего бракосочетания, он все же узнает о том, что ты скрыла от него свое богатство, разве он не разгневается и не перестанет доверять тебе в будущем?
Глядя на плотно сжатые губы своей подруги, Кармела поняла, что та не раз уже думала и теперь твердо знала ответ.
— Мне придется рискнуть, — призналась она, — но я не могу избавиться от чувства, что, когда мы с Джимми поженимся и сможем наконец быть вместе, все остальное не будет иметь уже никакого значения для нас обоих.
Позже, размышляя над этими словами, Кармела поверила Фелисити, достаточно было взглянуть на лорда Солвика, когда он смотрел на Фелисити. Без сомнения, он сильно любил ее, любил всем сердцем. Для него идеальное счастье было связано только с этой девушкой, которой предстояло когда-нибудь стать его женой.
Джимми Солвик прибыл как раз перед ланчем, и Фелисити не успела сообщить ему о случившемся. Ей пришлось дождаться, пока они не закончат небольшой, но восхитительный ланч, приготовленный поваром, служившим старой графине на протяжении десяти лет.
Солвик, вероятно, мечтал увидеть Фелисити, и теперь он не мог отвести от нее глаз. Влюбленные старались спокойно рассказывать о днях, проведенных в разлуке, но порой в разговоре возникали паузы. Прерываясь на полуслове, они лишь молча обожающе взирали друг на друга.
Когда Кармела перед ланчем спустилась вниз в гостиную, лорд Солвик сначала даже не узнал ее.
Потом он воскликнул:
— Как вы изменились, Кармела! Я было думал, что вы одна из знатных приятельниц Фелисити, приехавших с ней из Лондона.
— Нет, это всего лишь я, — рассмеялась Кармела, — но яркие перья даже курицу могут превратить в павлина!
— О, вы и одеты иначе, — растерянно произнес лорд Солвик, — и волосы уложены как-то совсем по-другому.
— Совсем как у меня, — заметила Фелисити. — Дорогой, я обо всем расскажу тебе после ланча.
Стоило только Фелисити заговорить с Джимми, он тут же забыл обо всем на свете, его внимание переключилось на возлюбленную, заполнившую своим присутствием для него весь мир вокруг. Как только они закончили трапезу, Кармела поспешила подняться наверх.
— Я пошлю за тобой, когда смогу убедить Джимми последовать моему плану, — предупредила подругу Фелисити перед приездом лорда Солвика.
— Будь осторожна и не запутайся в собственной лжи!
— Конечно, я постараюсь, — согласилась девушка.
Когда Кармела оказалась одна в спальне Фелисити, ее одолели тяжелые мысли. Глядя на сундук, в котором помещалось столько нарядов, сколько она не успела бы сносить за всю свою жизнь, она не могла отделаться от гнетущих сомнений: правильно ли они поступают, или их план — полнейшее безумие.