Голоса прошлого - читать онлайн книгу. Автор: Ната Чернышева cтр.№ 77

   Ане Ламель, да. Хороший хирург. Без паранормы, натуральнорождённая, на Ласточке вовсю цвёл махровым цветом культ естественной жизни, да– да, вот это вот движение «Назад к природе», как раз оттуда. Естественные роды, генные инженеры – преступники перед Человечеством, и всё такое. Дети с прогерией. Двое таких через мои руки прошло, надо ли говорить, что психокинетическая паранорма не помогла? Генетические болезни запрещены к паранормальной коррекции, но даже если бы запрета не было, с детской прогерией сделать ничего нельзя. Вообще. Совсем. Полностью.

   То есть, генные инженеры – злые твари, а вот мамаша, которой религия запретила на генсканирование пойти, она – добрый ангел. Нецензурно. Сколько лет прошло, сколько разных событий случилось, а до сих пор трясёт, стоит только вспомнить.

   Да, Ламель. Она была интересная. Старше меня лет на двенадцать и мудрее, что я тогда не оценила. Мы жили вместе, в одном блоке, через небольшую обзорную площадку: Кларенс – космическая станция, обслуживает федеральную трассу между пространством сектора Коронет и локальным пространством Новой России. Ане с большим неодобрением относилась к моим походам в тир на психодинамические тренировки. Считала, что оружие несовместимо с профессией врача. А я не знала, как объяснить ей, что это не блажь, что владеть огнестрелом надо, что бывают случаи, когда спасать себя и окружающих некому, кроме тебя самой. Не знала, и потому молчала. Я вообще тогда почти всё время молчала. Не хотелось ни с кем разговаривать, кроме как по делу.

   Я никому и Ане в том числе не рассказывала о том, что побывала в плену, твёрдо решив забыть случившееся, как страшный сон. Вот только страшный сон напомнил о себе сам, снова, и довольно скоро.

   В самом деле, Ми– Скайон лантарг сказал же мне тогда, что будет планомерно и методично уничтожать все объекты проекта Чёрной Стрелы*, а я, от великого ума, не иначе, сбежала из локали Ратеене как раз на Кларенс, чья очередь наступила довольно скоро. Надо было мне оставаться на Менлиссари, всё– таки. В одну и ту же звезду коллапсар второй раз не бьёт. Ну, да что уже… Теперь– то.

   А про Ане Ламель я вспомнила потому, что именно она в конечном счёте разработала методику продления жизни при прогерии Эммы Вильсон, нередко встречающейся у пирокинетиков. Издержки паранормы: часть детей рождается вроде бы с нормальным, на первый взгляд, геномом, но гормональный всплеск в период полового созревания внезапно провоцирует стремительное развитие прогерии. Старая развалина к пятнадцатому году жизни, летальный исход в семнадцать– восемнадцать… Один ребёнок из каждой тысячи заканчивает свою несчастную жизнь именно так. Ане Ламель много лет работала над проблемой, для неё это стало делом принципа.

   Я читала её труды, все, какие смогла найти в открытом доступе, и зависть ела: ведь могла быть вместе с ней все эти годы вместо того, чтобы бегать с плазмоганом наперевес… А, в коллапсар всё на досвете! Я бегала с плазмоганом именно затем, чтобы Ане могла спокойно работать, не вздрагивая от ужаса перед оллирейнским десантом. Каждому своё в этом мире. Кому– то – белый халат и стерильные лаборатории, а кому– то – силовая броня и септические враги.

   ______________________

   Чёрная Стрела – военный мегапроект Земной Федерации, включавший в себя до полусотни специализированных станций, построенных и строящихся в определённой последовательности. Целью проекта было объявлено создание гигантской гравитационной линзы, способной сфокусировать узконаправленный луч гравитационных возмущений, которые, по расчёту, должны были нанести серьёзный урон сопредельным пространствам Оллирейна, в частности, локальным пространствам клана Шокквальми, Ми– Скайонов и Иларийонов. Проект провалился из– за того, что на завершающей стадии данные по Чёрной Стреле оказались у ольров: действия разведки врага, предательство, трагичные случайности, – всё сыграло против, Чёрная Стрела не взлетела, Вселенная не содрогнулась. В урезанном виде проект всплыл в локали Новой России, конкретно, в пространстве Ласточки, одного из ведущих миров в так называемом Восстании Десяти, и был похоронен федеральными войсками в самом зародыше; учёные до сих пор спорят, насколько осуществим сам принцип создания гравитационных линз подобного масштаба.

Пересадочная станция Кларенс, локальное пространство Коронет– 2, Новая Россия, Земная Федерация, тридцать лет назад

   Я шла к себе, попутно сделав крюк в ясли – за малышкой Нохораи. Девочка сосредоточенно шла рядом, сунув руки в карманы. Маленькая старушка. Нет, она не задавала бесконечных вопросов на тему, когда придёт мама. И не ныла «хочу к маме». Она просто замкнулась в себе, и я уже отчаялась когда– нибудь снова услышать её смех, увидеть её улыбку. Мне говорили, что детская психика пластична, что горевать слишком долго в таком возрасте невозможно, что любовь и ласка непременно вытянут маленькую душу из тёмного подвала беды. Но на это нужно время. И понимание. Тонны понимания и терпения. Меня серьёзно спрашивали, готова ли я на это, потяну ли, справлюсь ли. Я уверенно отвечала, что справлюсь, потяну, готова.

   Хотя, думаю, они приняли во внимание мою паранорму; опекунство в девятнадцать лет – исключительная ситуация, отказали бы, как пить дать, отказали.

   Но я сама росла без семьи, и что такое интернат, ещё не успела забыть. У маленькой Нохораи должен быть кто– то, кому она небезразлична. Точка. Кому не нравится, тот может застрелиться.

   Хотя, конечно, маленький ребёнок с такой травмой – не самое лёгкое дело из всех возможных.

   Ане встретила нас с пакетом булочек из дэлловской пекарни, а с меня полагался терранский чай сорта «Ахмадени». Сейчас пойдём или к ней или ко мне, поужинаем, уложим девочку спать, и останется ещё немного личного времени.

   Такой вечер был, как сейчас помню, тихий, умиротворённый. Ане постаралась насытить стандартное жилище домашним уютом, несмотря на то, что приехала всего на полгода. У неё было очень тепло, пушисто и мило: всякие вязаные вещицы, плед, коврики из пёстрых полосок плотной ткани, вышитые вручную, крестиком, голографические миниатюрки по стенам, цветы. Я тихонько завидовала, я так не умела. У меня было голо и пусто, хотя я, параллельно с учёбой, устроилась в постоянный штат. Целителей мало, свободных целителей ещё меньше, с нашей паранормой берут не глядя, даже если лицензия ещё ученическая. Лицензия – дело наживное, сегодня студент, завтра специалист, хватаем и держим, пока есть возможность.

   Ане любила детей, знала к ним подход. Нохораи быстро перестала её дичиться. Ане учила её русскому, я прислушивалась к незнакомому языку. Забегая вперёд: русский я не освоила даже на бытовом уровне, не пришлось. Но какие– то слова запали, конечно же, в памяти. Особенно эта потешка с ладушками: мишка косолапый по лесу идёт… Ане перевела мне, как могла, смысл, но рифма оригинала завораживала и врезалась в память на всю жизнь.

   Потому что я увидела, как Нохораи улыбается. Впервые. На её круглой рожице возникла улыбка, самая настоящая, тёплая улыбка, а потом девочка рассмеялась. И тут же испуганно замолчала, а я обняла её, спросила: ну что же ты, маленькая? И она несмело улыбнулась снова.