— Хочу, но ты сам не справишься. Там еще сундук тяжелый на суше. Надо вещи перетащить на плот.
— Я смогу взять твои вещи. Но, если боишься…
— Мне не страшно. Лучше погуляю по острову.
— Только не уходи далеко, — насмешливый взгляд Нэри вдруг стал тревожным. — Если что-то случится…
— Ничего не случится, я только по берегу похожу. Здесь ведь даже нет обуви, чтобы ходить в лес.
— Хорошо, — ант еще раз посмотрел на меня с подозрением во взгляде, а потом исчез в море.
Далеко забредать я не собиралась — до сих пор сильно болела порезанная об ракушку нога. Хорошо еще, что большую часть времени мы проводили в воде. Cо вчерашнего вечера очень хотелось пить, поэтому, прихрамывая, добралась до ручейка. Утолив жажду, на свой страх и риск, поднялась чуть выше по течению и обнаружила совсем неподалеку лесное озерцо с настоящим водопадом. Обрадовавшись, долго плескалась, смывая морскую соль с волос и тела. Когда вернулась, увидела свой плавучий шалаш и грустного Нэри, нарезающего круги по бухте.
Заметив меня, он приободрился и выбрался на отмель.
— Ты обещала, что далеко не уйдешь, — сказал ант, с трудом подбирая слова. Сколько же времени он не говорил на своем языке, если настолько его забыл?
— Я рядом была. Голову мыла в озере.
— Есть хочешь?
— Да. Только лунарии уже надоели… немножко.
— Хорошо. Вот, — Нэри вытащил из привязанной к плоту сети какое-то жуткое существо. Оно напоминало две тарелки, сложенные одна на другую, а между ними шевелились противные ножки. — Наш ужин.
— Что это? — спросила я, опасливо отходя от берега на несколько шагов.
— Щитовник. Он вкусный. Кидаешь на огонь. Жарится. И можно есть.
— А где взять огонь?
— Возьми стекло.
— Из подзорной трубы?
— Да.
— Ничего не выйдет. Вчера уже пробовала.
— Сейчас все сделаем. Принеси ветки для… огня.
— Для костра то есть?
— Да, для костра! — просиял Нэри.
— Хорошо.
Скоро на берег, в шаге от мокрой полосы, до которой еще добирались волны, я вытащила целую охапку мелких веточек. Одна беда — после их сбора порезанная нога стала болеть просто невыносимо.
— Тайра, тебе больно? Почему? — спросил ант, заметив, мою хромоту.
— Ракушкой порезалась и до сих пор наступить не могу.
— Можно посмотреть?
— Да.
Я села на песок и позволила Нэри взять в руки мою ступню. От его нежных прикосновений стало невыносимо приятно, и даже боль, которую он причинил, слишком сильно надавив на кожу рядом с порезом, показалась чуть ли не наслаждением.
— Грязь попала, — нахмурился ант. — Плохо. Сегодня ложись спать, чтобы ноги были здесь, — он показал на выход из шалаша, повернутый к морю.
— Зачем?
— Надо, — ответил он.
— Ты на вопросы вообще никогда не отвечаешь? — разозлилась я.
— Отвечаю.
— Тогда зачем мне ложиться ногами в сторону моря?
Нэри закатил глаза и улыбнулся.
— Ты без вопросов ничего не делаешь? — спросил он.
— Нужно же мне знать!
— Зачем?
— Надо! — ответила я его же словами.
Засмеявшись, ант отпустил мою ногу и, подтягиваясь на руках, выбрался на берег к хворосту.
— Принеси… трубу, — велел он, складывая тонкие прутики один на другой над кусочком сухой коры. Вскоре перед ним появился крошечный шалашик.
Получив подзорную трубу, Нэри ловко открутил металлические кольца-крепления и вытащил линзу. Повращал ее, поймал солнечный луч, направил его на свое сооружение и вскоре, к моему изумлению, на коре появилось сначала черное пятнышко, а потом и огонь. Нет, конечно, я читала об этом в книгах, но читать — одно, увидеть — совсем другое. Когда тонкие прутики занялись, ант подбросил к ним более крупные ветки, а потом вернулся обратно в воду. Только сейчас стало заметно, как нелегко ему было находиться около огня.
— Положишь щитовника в костер? — спросил он, с сомнением поглядывая то на меня, то на свою добычу.
— Он ведь живой!
Нэри вздохнул и тут же нырнул. Его подсохшие и посветлевшие волосы тотчас намокли и опять стали темнее.
— Поддерживай огонь, — сказал он и опять исчез из вида. Надолго. Когда вернулся, я уже хотела идти за новыми дровами. К счастью, не пришлось.
С щитовником в руках Нэри выбрался к костру и, рискуя обжечься, бросил эту пакость прямо на угли. Я отвернулась, чтобы не смотреть на мерзкое зрелище. Что-то фырчало и шипело, а потом появился запах… неплохой запах. Мне даже удалось заставить себя вытащить тварь из костра с помощью палки, чтобы не заставлять Нэри лишний раз выбираться из моря. Только я все равно не смогла бы это съесть, если бы ант не почистил щитовника, выбросив все лишнее и оставив только нежное белое мясо.
Взяв одну из частей панциря и используя его как тарелку, мы сидели в воде у самого берега и ели. Лакомства оказалось довольно много. Хватило, чтобы наесться нам обоим.
— Расскажи историю, — вдруг попросил Нэри.
— Какую?
— Которую рассказывала вчера. Что было дальше?
Посмотрела на небо. Солнце потихоньку двигалось на закат.
— Хорошо. «Ты должна заплатить мне за помощь, — сказала ведьма. — И я недешево возьму! У тебя чудный голос, им ты и думаешь обворожить принца, но ты должна отдать этот голос мне…»
Рассказывая, я поглядывала на Нэри. Он опять замер, слушая историю. На его лице то отражалась тревога, то скользило возмущение, а иногда серые глаза анта заволакивало печалью.
— «…русалочка все танцевала и танцевала, хотя каждый раз, как ноги ее касались земли, ей было так больно, будто она ступала по острым ножам. Принц сказал, что она всегда должна быть возле него, и ей было позволено спать на бархатной подушке перед дверями его комнаты».
Услышав это, Нэри встрепенулся, вскинул голову, намереваясь перебить меня, но потом нахмурился и все же промолчал, только темно-синий хвост нервно хлестнул по воде, подняв тучу брызг.
— «Они взбирались на высокие горы, и хотя из ее ног сочилась кровь и все видели это, она смеялась, и продолжала следовать за принцем на самые вершины; там они любовались на облака, плывшие у их ног, точно стаи птиц, улетающих в чужие страны…»
— Он не полюбит ее, — тихо сказал Нэри. — Она умрет. Не надо дальше.
— С чего ты взял? — удивилась я.
— Разрешить спать у дверей его комнаты? Смотреть, как ей больно и ничего не делать? Нет, это не может стать любовью. Никогда.