Моя война. Писатель в окопах: война глазами солдата - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Астафьев cтр.№ 37

Философские труды, исторические исследования – высокое чтение. Нужно быть подготовленным к такому чтению. Если ты взял Соловьева, скажем, или Карамзина, ты уже должен многое знать о своей родине, о России. Легко ли? Мы не знаем богословия, не знаем древнерусскую философию. Что же мы начитаем из Карамзина и Соловьева? Вот тогда и получается: «жид», «сталинист», «националист»… Это от верхушечного сбора, от творческого бесплодия, не одаренности, от нашей всеобщей самодовольной полуграмотности.

Согласен, есть, или во всяком случае заметна, робкая тяга молодых людей к истинной культуре. К сожалению, массовая культура жмет на низменные инстинкты молодых людей, держит души их в плененном, одурманенном состоянии. Необходимо очищение души через высокую культуру. Это многие из них когда-то запоздало поймут, но многие пройдут мимо высокого.

Правда, иногда хочется и благодарить телевидение. Вот Евгений Федорович Светланов стал играть все симфонии Рахманинова, а до этого играл Чайковского – единственное мое отдохновение. Хорошо, что стали часто исполнять древнюю церковную музыку, которая вообще не орет, не дергается, говорит о вечности, о том, что нам положено говорить и думать. Вспомним Сумарокова: «Музыка голоса, коль очень хороша, так то прекрасная душа». А самое, пожалуй, сильное и свежее впечатление – телевизионный спектакль по неоконченной пьесе Толстого, где в главной роли выступил Алёша Петренко (да простит он мне, что я так запросто, по имени). Я считаю, что сейчас этому актеру просто нет равного в мире. Зарубежные актеры, которые нам навязываются и которых хвалят без удержу, приходят к эпатажу и эксплуатации своих внешних данных. Алёше эксплуатировать нечего, он лысый, толстый, у него хохлацкая морда, светлые глаза, но из всего этого он умеет сотворить потрясающие образы. Казалось бы, вот такие противопоставления – Григорий Распутин в «Агонии» и толстовский интеллигент – это потрясающее откровение, это искусство… И ещё о музыке: бывает, завидую ребятишкам, которые на пороге открытия для себя многих сокровищ мировой и отечественной классики. Думаю, какое счастье их ждет! Ведь когда-то и я впервые услышал божественные звуки 7-й симфонии Бетховена… А вот самая любимая у меня – 8-я Шуберта. Ещё Альбинони. Его сонаты сейчас, кажется, все слушают. Спрашивают меня часто на встречах: на какие фильмы ходить? Не знаю, я в кино так давно не был. Когда-то давным-давно смотрел «Ностальгию».

– Спасибо, Виктор Петрович. Я также знаю, что вас на встречах читатели доверчиво спрашивают: как жить, во что святое верить и что делать? Всех значительных писателей, вас в том числе, одолевает не только полуграмотный читатель, пишут ведь и добрые люди, подрастерявшиеся в сегодняшней круговерти событий. Есть же какая-то первая, вторая заповедь… Как им отвечаете?

– Кабы я знал: во что? как? зачем? Первая заповедь всякому человеку на земле известна: любите друг друга. Знаете, чтобы ответить хотя бы частично на эти вопросы, человеку мало бывает одной жизни. Работать нужно. Вот что нужно: работать. Сам я, задумавшись, во что святое верить, часто обращаюсь к книгам Гоголя, Достоевского, зная, что Гоголь и Достоевский часто обращались, в свою очередь, к Священному Писанию, древним летописям, народному фольклору… Уверен, нам сейчас в России не до жиру, быть бы живу. Весь трагизм положения, в котором очутилось общество, неясен в полной мере даже лучшим умам. Ясно одно: нас ждут большие потрясения. Ждать, сложа руки, – это негоже. Нужно всем миром браться за работу, кто может руками – руками, кто лучше может головой – головой работать. Дремлющий разум… вот беда какая всеобщая.

Выступая весной в Иркутске, я попытался сформулировать коротко: честные люди пускай честно работают, а праздные и болтливые люди пускай не мешают работающим. Это к вопросу: что нам делать.

(Интервью В.П. Астафьева для журнала «Новый Берег», 1999 г. Материал Андрея Сотникова)

Он прожил замечательную, долгую и многотрудную жизнь – человека, литератора и бойца. Он так и остался вечным бойцом – на полях своих книг показывая, как никто, боль, кровь и жуть своей главной противницы – войны; он удивлял нас, переставших удивляться, на страницах газет и журналов, в своих многочисленных интервью, одновременно грубых и правдивых, в которых обязательно проявлялось главное – душа человека.

Вспоминая жизнь свою…

В 45-м году после госпиталя я женился – совершил поступок, который Богом предопределен. Было мне двадцать лет и жене двадцать лет. Ехать мне в Сибирь в общем-то некуда было, поэтому поехали на родину жены, и я 24 года прожил на Урале. Из них 19 – самые молодые годы, самые трудные были прожиты в городе Чусовом на Урале, городишке маленьком, дымном, рабочем, темном. Там родились и выросли дети, там остались молодые годы и там я переживал все, что наш дорогой генералиссимус и наши дорогие маршалы предоставили нам: возможность после войны или погибнуть, или выжить. Мы с женой выжили. Очень многие погибли в этой страшной борьбе с нуждой, выброшенные на помойку жизни, забытые всеми.

Там с женой мы похоронили первого ребенка, потому что его кормить нечем было. Там пожили мы и на улице, и в холоде, и в голоде, – но выжили.

Прожив 18 лет в Чусовом, а после окончания Высших литературных курсов несколько лет в Перми и 11 лет в Вологде, я наконец понял, что любить родину, любить несколько болезненно, притчевато, как я люблю, издалека хорошо, а ближе еще лучше, и на старости лет нужно жить дома, доживать свои дни дома.

И вот уже второй десяток, как я сибиряк, в родном селе у меня есть изба, в Академгородке есть квартира. Со мной жена, а дети и внуки, к сожалению, остались в Вологде. А мы с женой в Красноярске сибиряками стали. У меня ощущение такое, что я никуда и не уезжал, да может, и сказывается, что я каждое лето по разу, а то и по два приезжал в Сибирь. И какой-то отторженности большой я не чувствовал. Потом я все время писал про Сибирь. Был такой совершенно чудный человек – мне везло на них – Борис Никандрович Назаровский, он родом омич, потом, в силу разных обстоятельств, попал в Пермь, где был главным редактором издательства. Я тогда жил на Урале, пытался писать про уральцев, на уральском материале. И Борис Никандрыч мне сказал: «Виктор Петрович, миленький ты мой, не надо, не делай ты этого, не трать своих усилий, не того ты склада человек. У тебя все уральцы, которых ты тут изображаешь, все равно думают и говорят по-сибирски». Совет был вовремя сделан, и как-то я, в общем, на этом остановился. Пусть земля будет пухом этому человеку, благодаря которому я не растратил творческой энергии на пустяки, на потрафление начальству.

Таким образом, как-то мне удалось, живя на Урале и в Вологде, сохранить приверженность и преданность родной земле. Но как Пушкин говорил: «Все ж к родимому пределу…»

И, вообще, скажу вам, с возрастом жить труднее, думать тяжелее, а писать – так во сто крат труднее. Я порой завидую тем писателям, которые пишут много, пишут хорошо, часто издаются. Порой меня захватывает желание полегче жить, или, как сказал Вася Белов, «жить по упрощенной задаче». Но это ненадолго.

…Меня потрясает благодушие, бестревожность, какая-то способность забываться. Мне кажется, что у нас уже целое поколение, если не два, воспринимают наши рассказы о войне как какую-то сказку про Иванушку-дурачка. Быть может, мы недостаточно талантливы, быть может, недостаточно хорошо об этом пишем, может, есть силы, сдерживающие нас, чтоб мы не до конца вскрывали весь ужас войны той… Мы как-то забыли, что победу мы добыли огромнейшим потоком крови, страшной травмой нашей русской нации. Опустела Россия из-за потерь на войне и опустела из-за того, что мы бездарно воевали. Мы завалили немца не бомбами, кровью своей утопили. И – победили, слава Богу. Но не дай Бог, чтоб еще одна такая победа к нам пришла. Тогда нас просто не станет.