Дурная кровь - читать онлайн книгу. Автор: Даха Тараторина cтр.№ 66

Взаимно, дурная! Ох, как взаимно! Сколько плохих поступков Верд совершил за жизнь, но этот — худший. Он хотел сказать важное и страшное. Хотел выплеснуть, как воду на угли, хотел освободиться и прокричать…

Но вместо этого лишь коснулся её губ. Нежно, как умел, осторожно, чтобы не обидеть. Он просил прощения этим поцелуем и прощался им. Он клялся, что никогда не забудет дурную девчонку, что всегда будет рядом, даже если она не увидит… Он целовал её. А сердце кричало, истекая кровью.

Она отвечала. Так же нежно, с таким же сожалением. Она слышала, как кричит его сердце.

Тем вечером было сказано куда меньше, чем хотелось, звучали совсем не те слова. А может быть, как раз те, которые нужны были.

— Когда ты видел море, Верд? — она подняла на него синие глаза, стискивая горячую чашку и не решаясь отхлебнуть. — Ты рассказывал мне про волны выше дома, но ты же говорил, что всю жизнь провёл в Крепости и наёмником. Когда ты видел море? Или ты снова солгал?

Охотник отгородился от колдуньи чашкой, залпом выпивая половину, лишь бы потянуть с ответом. Ох и горьким казался отвар!

— Я не видел море. Я хотел посмотреть на него с тобой.

Той ночью мужчины спали крепче крепкого. Храй с приятелем всё ругались на их храп, покуда, умучившись от бессонницы, не вышли в кухню и тоже не приложились к остаткам ароматного отвара в котелке.

У Таллы никогда не водилось много пожитков, но кое-что она умудрилась уберечь даже во время бегства от солдат: травки, которыми старая Рута усыпляла хворого наёмника, колдунья зашила в потайной кармашек на поясе, надеясь, что они и не пригодятся вовсе. Пригодились.

Мужчины спали крепко. Их не разбудил бы ни военный отряд, ни Хозяин леса, вздумай он ожить и станцевать танец середины зимы у их лежаков. А вот Талле отдохнуть не удалось: она с трудом оседлала Каурку и с ещё большим трудом уговорила двинуться в путь без обожаемого хозяина. Колдунье предстояло преодолеть в одиночку ещё целый дневной переход, а потом решить, как и кем жить дальше.

Хорошие у бабы Руты были травки! В середине лета, в самом цвету собранные, на солнышке выдержанные, в тени засушенные… Да и набурахтали их в отвар от души, не жалеючи ни крепости, ни злости.

Словом, Верд мог бы проспать не то что до заката, а и до следующего утра. Кабы не разбудила его жгучая, режущая, припекающая ладони боль в трёхугольных отметинах охотника.

С трудом разлепив веки, он ещё долго не мог разобрать, откуда несёт палёным и кто вчера так хорошо его уделал, что сегодня так плохо. Мерцающие треугольники переливались синим светом: невидимый поводок затягивался на шее верного пса, требуя исполнить приказ или…

Вот тут до наёмника дошло. Он подскочил, покачнулся, словно после тяжёлой болезни отлёживался, зашарил по стенам, в полумраке пытаясь нащупать спутников.

— Санни! Санни, чтоб тебя!

Но служитель спал не менее крепко, подложив ладошки под пухлую щёчку и сладко причмокивая. Чуть поодаль храпели соседи, в кои-то веки не предлагая за что-нибудь зуб.

Разворошил лежак, перетряхнул и прежде тощие сумки, ныне окончательно опустевшие, подхватил с пола, бессильно сжал одеяло, которым с вечера (с сегодняшнего? Вчерашнего? Кто теперь разберёт, сколько времени прошло!) укутывалась дурная колдунья. И перестал метаться. Замер на месте, таращась на тряпку, словно, встряхни хорошенько, — и девка вывалится из неё с искристым смехом.

Метки пылали.

Нет, не вывалится. Не войдёт в комнату беззаботной поступью, не повиснет на плече, не полезет тереться о колючий подбородок, чтобы с полным правом возмущаться, мол, опять исцарапал.

Сбежала.

Как и грозилась. Как и планировала с самого начала. А он, дурак, доверился. И кому?! Бабе!

— Санни!

Чтобы добудиться служителя, пощёчины недостало. Пришлось хорошенько всадить кулак под дых, чтобы, хватая воздух ртом, он согнулся пополам и поинтересовался:

— Верд? Чего ты среди ночи буянишь? Темень, спят все!

— Не все, — наёмник принялся молча собираться. Недолгое дело: почти все ценные пожитки выгребла девка, а одежду мужчины перед сном снять не успели, повалившись на лежаки прямо в сапогах.

Бедный толстячок никак не мог уразуметь, что происходит и отчего наёмник вдруг посмурнел, что низкая грозовая туча. Однако ж военное прошлое о себе напомнило: сначала исполняй команду, потом спрашивай. А лучше не спрашивай вовсе — целее будешь. Но последнее Санни запамятовал, поэтому всё ж влез, едва не схлопотав за глупый вопрос затрещину:

— А Талла где?

Ох, как же просто сорваться на друге! Затрещиной али грубым словом растолковать, что не дело давить на больное. Но вместо этого захотелось забиться в угол, сжаться в комок и завыть, как брошенный пёс. Нету больше хозяйки! Не вернётся! Наигралась с глупым щенком, выбросила, когда опостылел, привязала к старому дубу в лесу, чтоб сдох в одиночестве и не вилял больше доверчиво хвостом!

Верд отшвырнул одеяло. Шрам, давно разрезавший надвое его губы, дёрнулся и застыл в восковой маске:

— Ушла.

— Ушла? Да куда же она…

И вот тут Санторий сообразил. Припомнил, что давешняя ссора не во сне привиделась. И тоскливо, обиженно вперился в тёмный угол, где мёртвой бесформенной тварью валялось одеяло колдуньи.

Остальное они делали привычно, без лишних разговоров. Собрали самое нужное в дороге по кухне, игнорируя Отто, щурившегося на книгу при свете лучины, без зазрения совести стащили тёплые куртки у постояльцев. Затянув пояса и застегнувшись, пошли за лошадьми. Поддавшийся зову совести Санторий хотел было объясниться, но вместо этого, напротив, закричал на медведя, словно это по его милости случилась беда:

— Ты почему девку не удержал?! Почему нас не добудился?!

Харчевник прикинул, насколько великие убытки понесёт из-за краденого кресала и обчищенных гостей, решил, что цапаться из-за них с наёмниками не станет и вернулся к чтению:

— А мне откуда знать, что у вас за игры-уговоры. Может, дурная девка умнее вас оказалась и утопиться решила. Или обиделась. Бабы — они такие.

Умнее… И правда, умнее! Всё предусмотрела, мерзавка! И чтобы до города недалече оставалось, и чтобы травки свалили с ног спутников, и чтобы от меток достаточно далеко успеть отойти… Вот только не знала колдунья, что метки, скорее, Верда угробят, чем позволят упустить добычу. Всё предусмотрела, всё!

— Ах ты ж маленькая поганка!

И лошадь тоже увела!

Наёмник бессильно прихлопнул пузатое бревно конюшни. На сверкающем во мраке инее отпечаталась чёрная полынья — след широкой ладони. Кляча испуганно вздрогнула и в ужасе попятилась: она и одного в меру упитанного Сантория везла нехотя, а здоровенный наёмник ей и вовсе хребет переломит!