Но свиток-то один. А ведь я, напомню, в другой игре уши троллей в банке держал с мыслью, вдруг пригодятся. Среди десятка нагрудников с разными характеристиками, на поиграть, или же просто — потому что красивые.
— Не много ли времени прошло, хевдинг? — осторожно спросил я.
— Лучше попытаться один раз и неуспешно, чем ни разу не попробовать, — ответил мне цитатой из соцсетей суровый викинг.
Я дышал сквозь рукав, но смрад наполнял мертвецкую как мед пчелиные соты. Вязкий, тяжелый, липкий.
— Мне очень не нравится эта идея…
— Ты не пожалеешь, Лолушко. Мы с детства вместе. Ходили на одном драккаре еще юнцами. Нет человека ближе для меня. Я в долгу не останусь.
Прямо завязка для квеста, но система молчала. Я вытянул свиток из инвентаря. Жалко. Очень жалко.
— Пожалуйста, — попросил еще раз Харальд. Зрелище не для слабонервных.
— Хорошо. Но если это вдруг оживет и полезет меня жрать, так как твой друг забухал с Одином и возвращаться не желает — бей его в голову.
— Почему жрать?
— У нас мертвецы часто так поступают. Я в кино видел.
— В кино?
Я закатил глаза и продолжил:
— Просто поверь мне, Харальд. Всегда бей в голову и все будет хорошо!
— Из страшных и диких ты краев пришел, Лолушко.
— Мама мне тоже самое говорила.
Я развернул свиток, жестом попросил чуть света от хевдинга и тот торопливо поднял факел. Псевдорусские слова загремели в тишине мертвецкой. Какое-то время мне казалось, что я просто сжег к чертям собачьим последний дар от миссионера Распятого, но потом труп дернулся.
Харальд вздрогнул, свет от факела задрожал.
Я бубнил молитву, не отвлекаясь от свитка. И когда, наконец, плотная и грубая бумага под пальцами стала обращаться в пепел — посмотрел на оживляемого. Викинг открыл глаза. Трупные пятна исчезли. Раны затянулись. Сработало.
Хельге резко сел. Поднял руки и посмотрел на них с удивлением. Затем уставился на Харальда. Перевел взгляд на меня.
— Рад тебе, брат, — протянул ему лапу хевдинг. Викинг поднялся. Обернулся. А затем со всего маху врезал мне в скулу. Атаку я никак не ожидал. Потому не успел ни унизить возвернувшегося героя, на бросить злой язык.
Получен негативный эффект: «Контузия»
–..ой! Ы! Е!
Я поплыл. Второй удар швырнул меня на что-то мягкое. Факел улетел куда-то во тьму, из глаз сыпанули искры. Нащупав ватной рукой «Щупальце», я попытался встать. Вяло ткнул во тьму левой. По-моему попал. Из-за дебафа и темноты ни черта в мертвецкой не было видно.
— ла! ОН! Ы?! — ревело отовсюду.
— …ет! Е!
Света стало больше.
— Е!
Многозначительные междометья падали в меня со всех сторон. Что-то дернуло назад. Рука с «Щупальцем» завязла в крепкой хватке. Я дергался, как сломанный робот, пытаясь ее высвободить. Вслепую махнул кулаком.
— И! сти!
По-моему, это Леннарт. Картинка плыла, но просто по логике — он.
— Ска… — выдавил из себя я. Рванул сильнее. Плевать на криты и дебафы до смерти. В задницу такие приветствия от спасаемых. Порешу, нахрен. — Пути… ска…
Еще один пушечный удар в голову.
«Негативный эффект «Контузия» увеличен»
Выкрики стали мычанием. Оружие у меня вырвали. Затем мир посветлел. Я упал на спину, пытаясь разобрать в окружающем молоке где верх, а где низ. Что за механика? Какого черта паршивый удар в голову так выводит из строя?!
Постепенно «Контузия» сошла на нет. Мир вернулся на круги своя. Я оказался на улице, в грязи у входа в мертвецкую. Леннарт и Харальд прижимали возрожденного Хельге к стене дома. Тот уже почти не рвался, но смотрел с ненавистью.
— Ой, блядь, пожалуйста, — процедил я, поднимаясь. — Пара пустяков было твою тушу поднять.
— Прости, Лолушко, — пропыхтел Харальд. — Прости.
Только сейчас я узнал в Хельге того смешливого северянина, что вместе с Бьорном отметили мое выступление на рынке. Этот — смехом, Бьорн — метательным ножом.
— Сама Фрейя призвала меня на Фолькванг. Я видел ее как вас сейчас, — прорычал Хельге. — Я видел Фолькванг! Нет места прекраснее! Не будет места прекраснее! Зачем ты сделал это, брат?
Я отряхнулся. Предсмертные галлюцинации программы? Заложенный скрипт? Неужто Щеглов настолько упоротый, что еще и несколько Валгалл придумал, как в мифах, да засовывал туда убитых персонажей?
Так некстати вспомнился персональный ад для Юры. Да он реально поехавший!
— Прости, — Харальд все извинялся, но теперь уже перед другом. — Прости.
— Оружие отдай, — обратился я к Леннарту. Тот бросил в мою сторону «Щупальце». Я подобрал его и побрел в сторону центра. Пусть сами разбираются. Шут свое дело сделал. Получилось не очень смешно и совсем мне не понравилось, но все к лучшему.
Пренебречь, вальсируем.
Звук рогов застал меня неподалеку от центральной улицы. Я перешел на бег, слушая поднимающийся гвалт со стен. Выскочил к восточным воротам, махом залетел на пристройку у частокола.
С холма спускался отряд всадников. На солнце поблескивали шлемы-полумаски. За спиной щиты. Над кавалькадой реял флаг со сломанным пополам драккаром. Северяне. Викинги вокруг приветствовали подмогу. Рядом торжествующе махал мечом косматый воин с заплетенной в косы бородой. Я предусмотрительно отодвинулся. Мало ли вдруг. У меня сегодня с бергхеймцами не складывается. Получить еще один привет, но теперь железкой, душу никак не грело.
От группы кавалеристов отделился человек на белом коне. Без шлема, без щита, в просторном балахоне. Типичный дротт. Да и лицо всадника было вымазано белой краской.
Когда жрец приблизился — я узнал Айсли.
На шум выскочил Харальд.
— Открыть ворота! — проорал хевдинг. Заскрипели створки. На центральной улице появился Хельге. Его тут же сграбастал в объятья Ньял. Возрожденный викинг хмуро глазел по сторонам.
Его можно было понять. Но полученные тумаки как-то нивелировали сочувствие. Питаю стойкую антипатию к людям, которые сначала бьют, а потом думают. Возможно делаю так из-за зависти. Но я учусь. И гуманоидов буду привечать ударом в голову, раз тут так лихо работает контузия.
Айсли замедлил коня перед грудами трупов, преодолел преграду и спрыгнул с седла, когда оказался рядом с Харальдом. Жрец окинул взглядом частокол и увидел меня. Лицо дротта нехорошо изменилось даже под слоем белой краски.
— Вот кто развязал войну! — гаркнул жрец и ткнул в мою сторону обвиняющим перстом. — Вот из-за кого погибли жители славного Бергхейма! Они все мертвы, Харальд! Поле у Великого Озера покрыто телами женщин и детей!