Поскольку я живу - читать онлайн книгу. Автор: Марина Светлая cтр.№ 53

- Мирош! – взвизгнула она, явно обрадовавшись. – Ну наконец-то!

- Что наконец-то?  Мелким спать давно пора, - потусторонним голосом отшутился Иван. – А не пиво хлебать с матерыми рокерами.

- Мне уже было восемнадцать!

- Твои восемнадцать – заноза в заднице твоей матери.

Но барышня почти с него ростом все равно широко улыбнулась, продолжая взирать на своего кумира влюбленными глазами.

- Это Полина, наша солистка, это Ярослава – дочь Марины, - посчитал Иван нужным прервать паузу. И вкатился в лифт вместе с чемоданом.

- Здрасьте! – брякнула Славка Полине и снова вцепилась клешнями в Мироша: - Но ты же в баре будешь, да?

- Лифт не S-банн[1], и моим пальцам больше ничего не грозит, - негромко сказала Поля. – Иди!

- Зор… Полина, поехали.

Она нажала на кнопку и тяжело оперлась на зеркальную стенку кабины. Двери, наконец, закрылись, и табло с яркими желтыми цифрами стало отсчитывать этажи. Теперь они молчали. Обессилевшие, измученные, не способные поднять друг на друга глаза. Даже вздрагивать от сменяющих одно другое чисел – их собственного обратного отсчета – они не могли. Аромат ее духов, сейчас вдруг сгустившийся в замкнутом пространстве, проникал ему под кожу, заставляя сунуть свободную руку в карман с тем, чтобы сжать в кулак. Лишь бы она не видела.

А единственное, что видел он, вперив взгляд в пол, – ее туфли без каблуков и на шнуровке. Удобные дорожные туфли. Практичные, но изящные. И тонкие щиколотки, выступающие из них узкой полоской голой кожи, почти сразу исчезающей под джинсами.

Больше он ничего не различал. И сознавал, что ничего эротичнее этой тонкой полоски кожи и аккуратной округлой косточки в своей жизни не знал.

Лифт дзенькнул и остановился. Двери раскрылись, Иван выдохнул:

- Направо, предпоследняя комната.

Послушно повернув в указанном направлении, Полина шла по гостиничному коридору с приглушенным матовым освещением. Рассматривая каждую дверь, которую они проходили, глупо пыталась угадать, за которой из них может быть временное пристанище Ивана. Как будто это могло что-то изменить.

Он брел следом, на мягкой поверхности пола его шагов было и не слышно. Когда они оказались у 924-го номера, он замер, пока она возилась с ключом.

Отворив, Полина протянула руку к чемодану.

- Спасибо, что встретил, - проговорила она. – Спокойной ночи.

Он неловко кивнул, пробормотал ответное «Спокойной ночи» и развернулся на каблуках, чтобы уже через минуту скрыться в собственной комнате – через дверь от ее. По той же стороне.

По?линых сил хватило лишь на то, чтобы раздеться, включить будильник и упасть в кровать. Понимая, что они сейчас с Иваном странным образом очень близко, но так бесконечно далеки. Укутавшись в одеяло, как в кокон, она замерла в нем до самого утра. Только слезы медленно текли по щекам и впитывались в подушку, пахнувшую лавандой.

* * *

Уж лучше бы пахло зеленым чаем с бергамотом! Можно бы было воскресить в памяти гостиницу у Каботажной гавани, где он себя хоронил. Эта была другой. Эта вся пропахла Полиной, ее духами, ее кожей, ее присутствием под одной крышей – пусть и через несколько стен. Два карлсона. Два, мать его, про?клятых карлсона.

Привалившись к двери со своей стороны, Иван долго смотрел в одну точку, упершись взглядом в окно, но едва ли различая, что за ним. Он не видел и того, что оно открыто. Не слышал галдящих за ним Гансов, Петеров и Урсул. Пройдет еще совсем немного времени, и они расползутся по домам из маленьких и больших бирхаусов, чтобы утром дружной и организованной толпой (немцы же!) топать на работу.

Среди всего этого – он сам где? Застыл навечно. Мухой в янтаре. И в совсем другом мгновении, чем то, о котором когда-то мечталось. Подстава. Его предали и обманули. Не было очага за камышами у моря, не было влажной лодки, холодившей спину. Пледа, расстеленного на мокром песке, не было. Чая в термосе. Лорки, носившегося у кромки воды. Ни-чер-та не было.

А самое главное – она. Переломанная, разбитая, измученная им – была. Через две стенки.

Мирош расстегнул пуговицы рубашки. Устало стащил, бросил на стул и поплелся в душ. Попытаться смыть с себя этот день. Снотворное в рюкзаке. Все-таки не выдержал. Обзавелся. Уже месяц не спал нормально, а завтра ответственный день.

Не доверяя себе, он боялся заиграться снова, как уже однажды заигрался. Допинг, анестетик. Теперь вот средство для сна, купленное в обычной аптеке.

Ни хрена не бывает бывших наркоманов. Если бы его сейчас всерьез спросили, считает ли он себя бывшим, он бы совершенно точно ответил, что он зависимый человек, не употребляющий препараты уже два года.

Два чертовых года.

Он еще помнил себя тем, угарным, под кайфом, не выбирающимся из оргий, исключительно и не иначе чудом сохранившим внешние признаки нормальности. По-другому нельзя – он торговал собственной мордой.

Вернее, Рыба-молот ею торговала. А когда Иван впервые забыл текст песни прямо на сцене и грохнулся с нее в каком-то очередном кульбите, она сообразила, что предаваться этому счастью осталось недолго.

Она заперла его в своем доме, предварительно сбагрив дочку в языковой лагерь, отняла телефон, лишила ноутбука, отрезала связь с внешним миром и получила возможность воочию наблюдать его ломки. Это она подсовывала ему алкоголь вместо очередной дозы. И снотворное, чтобы он спал во время болей, усугубляя его агонию. Никуда его не выпускала, максимально избегая огласки. Все что угодно, лишь бы никто никогда не пронюхал, что солист группы «Мета» – наркоман. Потому что это означало крест на его карьере. А значит, и на Маринкиной карьере тоже – она слишком сильно вложилась, вросла в свои «карандаши».

 Он потерял счет дням, мучаясь болями, разве что о стены головой не бился, доходя до состояния, в котором мало напоминал человека. Требовал дозу. Сходил с ума. Врывался в кабинет Марины и угрожал. Но Рыба-молот ни черта не боялась. Она пыталась помочь так, как умела. С наименьшими потерями. Все и всегда хотели от него наименьших потерь, чтобы он просто не приносил никому проблем, но забивали на то, что он сам всегда, всю жизнь, был бродячей, никому не нужной проблемой, единственное достоинство которой – какой-никакой талант.

Три года Иван провел под кайфом, превратив спиды – не в баловство, а в необходимость собственного организма. Он психовал, орал, заливался спиртным в огромных количествах. Дней десять, не меньше, пока не начало отпускать.

Тогда это и случилось. В Маринкином доме.

Он сидел в ее кабинете и слушал очередные нотации, периодически огрызаясь. Их ссоры в ту пору не прекращались. Впрочем, к тому времени и в «Мете» Иван пересрался со всеми, только Фурса все еще пытался хоть что-нибудь сделать, Санчо Панса придурочный.