– Это опухоль? Она снова появилась? Вдруг она на этот раз
злокачественная?
Призрачные звуки – голоса птиц – вдруг стали затихать, почти
угасли. К ним примешивались тонкие звуки взмахов крыльев. Теперь он смог
увидеть их взлетающими, всех сразу. Тысячи мелких птиц, закрывающих белое
весеннее небо.
«Хотят лететь назад на север», – услышал он свои же
собственные слова, произнесенные медленным, гортанным голосом, голосом, совсем
ему не принадлежащим.
И вдруг, совсем неожиданно, видение и звуки этих птиц ушли
из его головы. Был снова 1988, а не 1960 год, и он находился в кабинете. Он был
взрослым мужчиной, с женой, двумя детьми и пишущей машинкой «Ремингтон».
Он глубоко вздохнул. Не было этой страшной головной боли. Ни
тогда, ни сейчас. Он чувствовал себя превосходно. Исключая...
Исключая лишь то, что взглянув на лист рукописи снова, он
заметил, что успел написать там кое-что. Оно было выведено поперек
машинописного текста крупными прописными буквами.
«ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА», – написал он.
Это было написано не его рукой «Скрипто», а одним из
карандашей «Бэрол блэк бьюти», хотя он не помнил, как и когда он мог заменить
им свою обычную ручку. Он ведь никогда сам не пользовался карандашами. «Бэрол»
принадлежали ушедшему времени... темному времени. Он поставил карандаш обратно
в кувшин, связал затем все эти карандаши вместе и убрал эту связку в выдвижной
ящик стола. Руки Тада при этом не были абсолютно твердыми.
Затем Лиз позвала его помочь уложить детей в постель, и он
спустился к ней. Он хотел рассказать о том, что произошло, но обнаружил, что
этот ужас – ужас, навсегда отпечатавшийся в его душе с детских лет, ужас от
воспоминаний об опухоли, которая на этот раз может быть злокачественной –
сковывает его губы. Возможно, он чуть позднее сказал бы ей и об этом... но как
раз зазвонил дверной колокольчик. Лиз пошла выяснять, в чем дело, и она сказала
как раз ту опасную фразу и тем опасным тоном, которых он больше всего сейчас не
хотел бы слышать.
«Он вернулся!» – Лиз прокричала это в абсолютном недоумении
и отчаянии, и ужас пронзил его насквозь, заставив похолодеть, как при резком
порыве зимнего ветра. Ужас и одно только слово: Старк. В какой-то миг, пока он
не осознал всего происходящего, он был уверен, что именно он был тот человек,
которого она так испугалась. Воробьи снова летали, а Старк возвращался. Но он
был мертв, мертв и публично похоронен, правда, он никогда и не существовал в
действительности, дело даже не в том, реальный или нет, но он вернулся, все
такой же.
– Успокойся, – приказал Тад самому себе. – Ты же не
неврастеник, и не надо сходить с ума из-за этой дурацкой выдумки. Услышанный
тобой звук – писк птиц – простое психологическое явление, называемое
«остаточной памятью». Оно вызвано стрессом и всеми этими неприятностями.
Поэтому просто возьми себя в руки.
Но какая-то часть ужаса никак не уходила из его души. Писк
птиц не только вызвал воспоминания о кошмарном прошлом, но и свидетельствовал о
каких-то предвидениях.
Предвидение: ощущение воспоминания о чем-то, что еще не
произошло, но несомненно произойдет. Не предсказание, конечно, а именно
перемещенная память.
Перемещенное во времени дерьмо, вот что это означает.
Он вытянул руки и внимательно посмотрел на них. Дрожание
понемногу затихало, а затем совсем прекратилось. Когда он удостоверился в этом,
он упаковал Уэнди в ее спальный костюм, тщательно застегнул молнию и положил
девочку в постель рядом с ее братом. После этого Тад вышел в прихожую, где еще
стояли Лиз с Аланом Пэнборном.
Если бы шериф на этот раз не был один, можно было бы
подумать, что утренняя сцена повторяется снова.
«Сейчас здесь как раз для меня законное время и место, чтобы
немного поразвлечься», – подумал Тад, но не было ничего смешного во всем
происходящем. То странное ощущение было по-прежнему еще очень сильно в его
душе... и звук воробьев.
– Чем могу служить, шериф? – спросил он без улыбки.
Ах! Еще что-то, чего раньше не было. Пэнборн держал пивную
упаковку из полдюжины банок в одной руке.
– Мне, кажется, мы могли бы распить это, пока пиво холодное,
– сказал он, – а заодно и обсудить кое-что.
Лиз и Алан Пэнборн пили пиво, Тад предпочитал пепси из
холодильника. Пока они разговаривали, они также могли наблюдать и за близнецами
в этой же комнате.
– У меня нет поводов находиться здесь по службе, – заявил
шериф. – Я теперь ищу человека, подозреваемого в совершении уже не одного, а
двух убийств.
– Двух, – воскликнула Лиз.
– Я разберусь в этом. Я разберусь во всем. Я надеюсь
расколоть этот орешек. Кстати, я абсолютно уверен, что ваш муж имеет и второе
алиби на этот случай. Полисмены штата также в этом не сомневаются. Они просто
бегают по одному и тому же кругу.
– Кто убит? – спросил Тад.
– Молодой человек по имени Фредерик Клоусон, в Вашингтоне,
округ Колумбия. – Он заметил, что Лиз вздрогнула в кресле и пролила немного
пива на тыльную сторону ладони. – Я вижу, вам знакомо это имя, миссис Бомонт, –
произнес шериф без особой иронии.
– Что происходит? – спросила она безжизненным шепотом.
– У меня нет на этот счет ни малейшего представления. Я
почти схожу с ума, пытаясь что-то понять в этом. Я здесь не для того, чтобы
арестовать или как-то досадить вам, мистер Бомонт, хотя будь я проклят, если
могу понять, кто еще, кроме вас, мог совершить эти преступления. Я здесь
потому, что хочу от вас получить помощь.
– Почему вы не называете меня Тадом?
Алан почувствовал себя не очень уютно в кресле.
– Я думаю, в нынешней ситуации мне будет более удобно
называть вас «мистер Бомонт».
Тад кивнул:
– Как вам больше нравится. Итак, Клоусон мертв. – Тад
задумчиво помолчал некоторое время, затем обратился к шерифу. – И опять повсюду
были отпечатки моих пальцев, ведь верно?
– Да, даже на самых неожиданных предметах и при непонятных
обстоятельствах. Журнал «Пипл» писал о вас недавно, не так ли, мистер Бомонт?
– Две недели тому назад, – согласился Тад.
– Статья была найдена в квартире Клоусона. Одна страница,
судя по всему, послужила своего рода символом этого преступного дела, которое
более всего смахивает на ритуальное убийство.
– Христос, – проговорила Лиз. Голос ее был усталым и
пропитан ужасом.
– Вы не хотите сказать мне, кем он был для вас? – спросил
Алан.