Он тут же отбросил все сомнения.
— В таком случае, я приеду, — пообещал он. — Мне позволено будет сопровождать обеих дам в замок князя?
— Иван пришлет карету, — ответила Рене, — но я скажу ему, что вы оба будете со мной. Значит, договорились? Встречаемся в восемь.
— Договорились, — произнес герцог.
С той минуты Корнелия гадала, как он объяснит свое отсутствие жене. Сейчас, приподняв брови и стараясь, чтобы в голосе прозвучало любопытство, она спросила:
— Деловой обед? И какого рода это дело?
— Акции и ценные бумаги, — туманно ответил герцог. — У вас не будет возражений, надеюсь?
— Нет, конечно нет, — ответила Корнелия. — Я просто подумала, что, быть может, вы захотите пригласить и меня.
— Нет, нет, — поспешил произнести герцог. — Это… э-э… мужская вечеринка, вам там будет совсем неинтересно. К тому же в вашем присутствии трудно будет вести свободный разговор.
— Да, я понимаю, — сказала Корнелия. — Я пообедаю сама, а затем пораньше лягу спать. Странно, потому что я всегда думала, что в Париже обычно не ложатся допоздна, но пока мы здесь, я все время рано отправляюсь на покой, чего в жизни никогда не делала.
У герцога был смущенный вид.
— Я не думал, что вас заинтересует ночная жизнь Парижа.
— Нельзя знать, понравится тебе что-то или нет, пока не попробуешь, — холодно заметила Корнелия и, решив, что достаточно поиздевалась над ним, собрала свои письма. — Как бы там ни было, мы скоро уезжаем домой, — улыбнулась она. — Лично я думаю, что мы и так задержались в Париже. Приятно будет снова оказаться в Англии.
Направляясь в спальню, она заметила выражение его лица, но не позволила себе разжалобиться. Он любил Дезире, в этом не было сомнений, но готов ли он принести жертву ради этой любви? Что, если по возвращении в Лондон он забудет ее так же легко, как забыл Лили и всех прочих женщин, которые когда-то значили в его жизни немало? Что тогда произойдет?
В тот день, когда Корнелия переодевалась к обеду, Рене спросила ее почти о том же.
— Если вы возвращаетесь в четверг в Англию, что же будет? Ведь герцог не сможет больше видеть Дезире.
— Именно это я и хочу выяснить, — ответила Корнелия. — Я хочу знать точно, что она значит для него.
— Он любит вас, — тихо проговорила Рене.
— Он уже многих женщин любил, — ответила Корнелия резким тоном.
— И каждый раз ему казалось, что теперь все по-другому, — вздохнула Рене и добавила: — Но если я хоть что-то понимаю в мужчинах, этот раз для Дрого действительно особенный.
— Вы думаете, это у него всерьез? — спросила Корнелия.
— Уверена. Вы должны помнить, Дезире, что он был ужасно избалован; он слишком красив, слишком богат и слишком знатен, чтобы свободно колесить по свету, в то время как бедные глупенькие идиотки остаются с навеки разбитым сердцем только от одной его улыбки.
— Я одна из них, — поперхнулась Корнелия.
— Девушка, на которой он женился, была одной из них, — поправила ее Рене, — но что касается Дезире, положение изменилось. Дрого любит вас не меньше, а может, и больше, чем вы его.
— Я должна быть в этом уверена, — заупрямилась Корнелия.
— А если ему не удастся убедить вас?
— Значит, он больше никогда не увидит Дезире.
— Вы серьезно? — спросила Рене. — Вы в самом деле полагаете, что сможете оставить ее в Париже?
— Я сделаю так, как сказала, — ответила Корнелия. — Рене, я знаю, вы сочтете меня жестокой, и все же из-за своей любви к нему я ни за что не согласилась бы еще раз пройти через страдания и унижения. Как только он узнает правду, как только уступлю ему как Дезире и Корнелия, я буду потеряна навсегда. Я буду только его, целиком и полностью, и если он предпочтет покинуть меня, то мне ничего не останется, как умереть, потому что я не смогу с этим жить.
— Это могло бы меня испугать, — улыбнулась Рене, — но не пугает. Я знаю, вы найдете счастье с Дрого. Он любит вас, вы любите его, к тому же вы уже женаты, так что будете жить долго и счастливо.
— Я так надеюсь на это! — воскликнула Корнелия дрогнувшим голосом.
Она позвонила в колокольчик, и в комнату поспешно вошла Вайолет, чтобы помочь ей переодеться. Из отеля Корнелия ушла первой, велев Вайолет объяснить герцогу, что она отправилась к парикмахеру и возвратится, когда он уже уйдет на свой деловой обед.
— Все прошло хорошо? — спросила она.
— Да, ваша светлость.
— Тогда поспеши, Вайолет, у нас мало времени.
— Что ваша светлость наденет сегодня вечером?
Вайолет раскрыла гардероб, и Корнелия увидела длинный ряд платьев, сшитых для нее Уортом, всех цветов радуги и всевозможных фасонов. Корнелия на секунду задумалась — у нее осталось еще несколько платьев, которые она ни разу не надевала. Наконец она решилась и указала на кружевной наряд алого цвета, который был на ней в тот первый вечер в «Максиме».
— Я надену это платье, — сказала она, — а когда уйду, начни упаковывать все остальные в новые сундуки, которые я прислала сюда на прошлой неделе.
— Все до одного, ваша светлость?
— Все до одного, Вайолет. Сюда мы больше не вернемся. Одно решение уже принято, подумала она, но его было легко отменить, если бы она передумала и захотела провести вместе с герцогом завтрашний вечер — их последний вечер в Париже.
Платье из алого кружева, казалось, шло ей теперь больше, чем в первый вечер перерождения Корнелии в Дезире. Уверенность в себе и все возрастающее чудо любви придали ей новую красоту. Каждый раз, сбрасывая темные очки и причесываясь по-другому, она открывала изящные черты и приобретала горделивую осанку.
Сегодня Вайолет попробовала сделать новую прическу — вместо того, чтобы заплетать пряди, она их перекинула и подколола шпильками, усыпанными бриллиантами, которые мерцали в темных волнах, как звезды.
Это будет единственное украшение, решила Корнелия, вспомнив, как однажды вечером, когда они были вдвоем, герцог прошептал, что ее ушки подобны крошечным розовым ракушкам и что грех оттягивать их драгоценными камнями, пусть да;:[е самыми дорогими. Длинная линия шеи, переходящая в белизну плеч, была самим совершенством, и ожерелье только отвлекло бы внимание от ее красоты.
Платье, сшитое вначале для Рене, было вырезано довольно смело, не., рисущая Корнелии чистота придавала ей вид прелестной нетронутости, поэтому, когда она вошла в гостиную с улыбкой на губах и сияющими глазами, герцог подумал, что перед ним грациозная Афродита, еще полностью не осознавшая своей красоты.
Он протянул к ней руки, и она коснулась их пальцами. Сегодня на них не было кольца, которое могло привести герцога в ярость, и его поцелуй продлился дольше положенного — жадные губы долго не отрывались от шелковистой кожи. Затем он поднял голову и взглянул ей в глаза.