Канцлер выпил залпом два кубка и внезапно остановил взгляд на жонглерах, сменивших акробатов на помосте. Он тяжело опустился в кресло, услужливо придвинутое гвардейцем Драго, и устало прикрыл глаза, пытаясь скорректировать первоначальный план устранения последнего представителя императорской семьи. Но мысли разбегались, и им на смену приходила пустота, черная и пугающая. Бартоломео Доунс, главный канцлер Тайсарской империи, с трудом открыл глаза и, крепко взявшись за подлокотники кресла, с неимоверным усилием поднялся на ватных ногах.
В тот же момент рядом с ним оказался Драго и со стремительностью, свойственной людям, приставил нож к горлу.
— Все кончено, Доунс, — громко и отчетливо проговорил Кэлоджеро. В его голосе звучали лишь стальные нотки, а от лени и сибаритства не осталось и следа. — Заговор раскрыт. И именем императора ты и твои люди арестованы.
Бартоломео Доунс, великий канцлер, собирался осведомиться, именем какого императора его лишают свободы, но язык уже не слушался. И, превозмогая себя, он глянул в сторону молодой королевы, его взгляд ища прошелся поверх головы и мрачно остановился в одной точке. Это длилось доли секунды, но по спине Анны пробежал первобытный страх, гнетущий и раздирающий душу.
Она смотрела на грузную фигуру Доунса, упавшего обратно в кресло, прекрасно понимая, что все кончилось. Их с Драго план сработал, и они спасены. Но что-то темное и зловещее не давало покоя. Анна, прижавшись к стене, наблюдала, как ее муж резко и властно отдает приказания, как Доунса и его наемников в бессознательном состоянии перемещают в подземелье, где сразу же закуют в кандалы, и куда не попадет ни один луч света. Она почувствовала, как ее сильные руки мужа подхватывают, как его нос мягко утыкается в ее шею, вдыхая запах, а губы целуют ключицу.
— Мы победили, любовь моя, — прошептал Драго, успокаивая ее. И в этот момент Анна отчетливо поняла, что вместо нежности и покоя на нее накатывает ужас, словно рядом пронеслось дыхание смерти.
Бартоломео Доунс пришел в себя в узком склепе, черном, как могила, и попытался как-то сдвинуться с места, сесть или лечь, но оказалось, что со всех сторон его окружают каменные стены, не давая даже пошевелить руками или ногами. Он попробовал подтянуться вверх, чтобы немного расслабить затекшие мышцы спины, но его голова уперлась в камень. Доунс уговаривал себя, что все-таки его приказ вот-вот будет приведен в исполнение и верные подданные найдут и освободят своего предводителя. Но время тянулось слишком медленно, подчас останавливаясь или вовсе ускользая от Бартоломео. Он даже не предполагал, как давно находится в этом ужасном месте и сколько еще предстоит провести здесь. Но в какой-то момент, после нескольких часов забытья, великий канцлер осознал, что приказом пренебрегли, и помощь не придет.
И тогда, потеряв самообладание, привитое ему с раннего детства, он завопил, дико и надсадно.
Но его крики утонули в глухом подземелье, вырытом и обустроенном в средние века какими-то предками Драго. Сколько времени он провел в каменной могиле, крича до хрипа и шепота, а потом, снова впадая в забытье, Доунс не знал, когда потолок над ним раздвинулся. Пол стал двигаться вверх, пока подбородок пленника не оказался вровень с полом темницы, а глаза — со странными белыми ботинками и краем черных штанов, что впору носить ремесленникам. И то и другое принадлежало Драго, присевшему на корточки рядом с головой бывшего канцлера. Кэлоджеро резким движением оттянул волосы узника со лба назад, заставив смотреть прямо в глаза.
— Рассказывай, Доунс! — приказал тайсар-полукровка, волею самого канцлера в одночасье ставший императором.
— Ты победил, — прохрипел Бартоломео. — Хитростью, недостойною тайсара…
— А ты полагаешь, что я, как жертвенный ягненок, готов идти на заклание? — криво усмехнулся Драго. И тут Доунс понял, что даже находясь в столь незавидном положении у него есть возможность добить врага. Нанести последний удар, стирающий выражение победного самодовольства с наглой физиономии.
— Заклание? — тихо повторил Доунс. — Хорошее слово. Очень. Что ты хочешь услышать, жалкий потомок тайсара? Мнишь себя императором? Думаешь, что победил? Но именно сейчас твоя королева в руках моего кнелта. Ему безразлично, беременна ли твоя жена или похожа на нашу праматерь. Ты же знаешь, что кнелту все равно, впрочем, как и стуну, которого помогла приманить Эмма. А ведь этот старый дурак, твой прадед — язык не повернется назвать его императором — по моему совету отправил всем своим отпрыскам в подарок дрессированных кнелтов. А ведь их муштровал я. Лично! На собственной ферме! Они подчиняются каждому моему приказу, каждому взгляду. И сейчас, пока ты тут болтаешь со мной, моя кнелта перегрызает горло твоей жене. А потом придет и твой черед. Не сомневайся, император!
Бартоломео Доунс расхохотался. Его смех пробирал до костей.
Но Драго лишь презрительно скривил губы в ответ.
— О кнелте мне известно с момента твоего ареста. Эта новость уже скисла. Давай другую…
— Скисла? — ошарашенно переспросил Доунс, отчаянно пытаясь понять, откуда пошла информация. Абсолютно секретный проект. И среди наемников, прибывших с ним, нет ни одного посвященного.
— Жаль, что приходится тебя разочаровывать, Бартоломео! — тихо сказал Драго. — Но кроме дрессуры каждому хочется доброго отношения и заботы. Любое существо выберет пряник, а не плеть, и кнелты тут не исключение…
Драго снова подумал о своей жене, с первого дня, невзирая на его раздражение, отнесшийся к Урсулле с милосердием и состраднием. Он вспомнил, как злился сам, когда Анна настойчиво устраивала Урсулле кровать в гардеробной, как та протестовала, и он, Драго, велел жене не вникать, где собственно спит ее кнелта. На подстилке около кровати своей госпожи, или в грязной луже…
— Кнелты — они как собаки, могут спать на полу, — попытался он объяснить жене реальное положение дел.
— Нет, — мотнула головой Анна, — даже собака надеется, что ей приготовят постилку. Ты не заботишься о своих собаках?
Потом приключилась история с зубом. И Драго мысленно поморщился, словно вновь увидел сцену, когда его жена доставала из вонючей пасти своей кнелты застрявшую в десне рыбью кость, как заставляла полоскать шалфеем и чистить зубы, как требовала спускаться на кухню и есть полноценный обед, а не довольствоваться объедками с их тарелок.
— Ты поставил не на ту кнелту, Доунс, — пробормотал Кэлоджеро, поднимаясь. — До решения суда и оглашения приговора останешься здесь в человеческом обличье, — велел он сурово. — Дабы в полной мере прочувствовать все прелести моего подземелья
— Позволь мне хотя бы принять истинный облик! — взмолился канцлер.
— При всем желании не могу, — усмехнувшись, развел руками Драго. — Здесь, — он обвел глазами темницу, — единственное место на планете, где отсутствует влияние Тайсара. Настоящая аномалия. Для твоих сторонников ты будто умер. Для всех остальных тоже. Прощай!
Доунс почувствовал, как его каземат медленно опускается. И вскоре кромешная тьма обступила со всех сторон. Ни огонька, ни просвета, ни тени. Оставалось лишь надеяться на чудо.