Курьер из Страны Советов - читать онлайн книгу. Автор: Нина Стожкова cтр.№ 12

Из уст в уста передавалась легенда о том, как заведующая отделом культуры Кира Ястребова метнула в Груздачева толстый ежедневник, в который, как обычно, записывала замечания шефа.

Дело было так. Груздачев недолюбливал современное искусство в целом и Киру Ястребову в частности, в особенности ее мужа, телевизионного обозревателя Вильяма Пивзнера, которому было доверено наводить мосты с Америкой. Не удивительно, что все шишки на редколлегиях доставались именно Кире, возглавлявшей отдел культуры и быта. Материться в солидных редакциях тогда было еще не принято, и Груздачев, чтобы усилить воспитательный эффект от своих слов, стучал кулаком по столу или метал в проштрафившихся сотрудников все, что подвернется под руку. В тот раз сталинский сокол неожиданно блеснул эрудицией и заорал:

– Сон разума рождает чудовищ! Это не я, а великий Гойя сказал! Очерки вашего отдела, товарищ Ястребова, которые вы представили в очередной номер, чудовищны! У вас политическая близорукость, черт побери!». В приступе ярости Груздачев метнул в Ястребову свои знаменитые очки, но они не долетели до мишени и со стуком шлепнулись посередине зала заседаний. Главный редактор «Страны Советов» покупал в оптике «Кремлевки» какие-то особо прочные окуляры, и те легко выдерживали подобное непочтительное обращение. Вот и в этот раз очки главного не разбились.

– Да что же это такое! – рявкнула Кира. В ответ она метнула в начальственного самодура увесистый ежедневник, и тот приземлился аккурат рядом с очками. Зрители замерли, исполненные ужаса и «гибельного восторга», как пел Высоцкий. В эту минуту все подумали о скором и неизбежном изгнании Киры из уютного особняка.

Ястребова встала, презрительно взглянула в глаза Груздачеву и молча покинула зал заседаний. Стук ее каблучков прозвучал в звенящей тишине реквиемом по завотделом культуры. Лине эта сцена напомнила картину, на которой русскую партизанку собирается вешать офицер вермахта, а она, высоко подняв голову, испепеляет его ненавидящим взглядом, правда, оставаясь на месте, а не удаляясь прочь, стуча каблучками.

Как ни странно, драконовских мер к Ястребовой после ее демарша применено не было, и эта роскошная женщина до самого закрытия «Страны Советов» продолжала возглавлять отдел культуры и быта, гордиться знаменитым мужем и параллельно крутить шуры-муры с любвеобильным Семеном Людовым.

Разумеется, Николай Груздачев уважал свободу мнений, но… только на словах.

– У нас демократия, – частенько говаривал он. – Любой сотрудник, даже лаборант или секретарь, обязан посещать редколлегию, на которой проводится обсуждение очередного номера. Каждый из вас может высказывать свои соображения и не бояться вносить самые смелые предложения по содержанию и оформлению журнала.

Однако история с Ястребовой лишний раз подтвердила правило: на подобных публичных порках лучше помалкивать. Тем более, что Груздачев после выходки Киры внезапно проявил познания во французском и стал орать на всех, кто пытался ему публично возражать:

– Не амикошонствуйте, товарищи!

– Ами кошон – друг-свинья, – разъяснил сотрудникам новую присказку шефа Стас Лукошко, выпускник Инъяза и местный полиглот. – Короче, Груздачев предостерегает нас от панибратства.

Это прозвучало довольно странно, потому что Груздачеву, начальнику над всеми депутатами РСФСР, никто кроме Ястребовой и так возражать не решился бы. И уж тем более – разговаривать с ним запанибрата. Старик Груздачев попросту учуял острым партийным чутьем приближение новых времен и пытался на последних рубежах защитить обитателей особняка от опасной, по его убеждению, игры в демократию.

Любого посетителя, входившего в старинный особняк, где находились редакции «Страны Советов» и «Хоровода», встречали три достопримечательности. Первая звалась Степаныч. Это был пожилой вахтер в синем форменном халате, самоотверженно охранявший вверенную ему границу на входе в особняк. Степаныч сканировал вошедшего проницательным взглядом. Если дверь открывал сотрудник журнала или детского приложения, Степаныч стремительно принимал облик добродушного, слегка чудаковатого дедушки, так сказать, местного домового. Мог и пошутить, и подмигнуть, и свежую сплетню рассказать. Но если в особняк пытался пройти незнакомец или незнакомка, вахтер стремительно менялся в лице, которое тут же принимало строгое официальное выражение

Присядьте. – указывал Степаныч посетителю на стул с потертым сиденьем, – о вас будет доложено руководству.

Солидно, без суеты вахтер звонил кому-нибудь из начальства. Значимость вошедшего Степаныч определял безошибочно и тут же докладывал о госте тому сотруднику, ранг которого соответствовал уровню посетителя. Впрочем, бдительность Степаныча была излишней. Чаще всего незнакомца уже ждали – либо начальство, либо кто-то из творческих сотрудников, поскольку без предварительных звонков в особняк мало кто являлся. За новым автором (как правило, в особняк приходили внештатные художники, фотографы и пишущие журналисты) спускался кто-нибудь из редакции и сопровождал визитера до своего кабинета. Посетители, явившиеся в особняк впервые, нередко застывали на роскошной лестнице возле мраморной Психеи. Это была вторая достопримечательность особняка в стиле «русский модерн». Греческая богиня встречала гостей внешнеполитического органа ЦК КПСС в короткой тунике с легкомысленно обнаженной грудью.

Секретарь-референт Груздачева Ирина Петрова, конечно, одевалась приличнее Психеи, да и взгляд у нее был не столь легкомысленный. Ухоженная дама сидела за большим канцелярским столом прямо в холле, между кабинетами главного редактора и его зама, и никому из поднявшихся на второй этаж не удавалось миновать этот кордон незаметно.

Увидев ее впервые, Лина подумала:

«Как странно в этой женщине сочетаются внешность актрисы академического театра и загадочная улыбка Джоконды». В редакции ходили сплетни, что Ирина офицерская жена и что муж Коля вывез ее из Краснодара к новому месту службы – в Москву. Ирина не хуже Степаныча сканировала незнакомого посетителя особняка взглядом и, если незнакомец тормозил в растерянности у ее стола, дружелюбно направляла его в нужный кабинет. Лине всегда казалось, что Петрова знает об обитателях особняка намного больше, чем все остальные сотрудники вместе взятые, включая начальство.

Если вошедший был художником, Ирина направляла его в самую светлую и просторную комнату в особняке – с витражами, бронзовыми ручками на дверях и старинными светильниками. Вошедший тут же проникался удивительной атмосферой места, потому что в других столичных редакциях, как правило, стояли дешевые канцелярские столы, пишущие машинки «Ятрань» и стулья с протертыми до дыр сиденьями.

Лишь одного посетителя Степаныч и Петрова никогда не пропускали через свой кордон. Это был муж Киры Ястребовой Вильям Пивзнер, которого главный редактор Груздачев ненавидел всей душой и подвергал репрессиям как классово чуждый элемент. Безошибочная интуиция, выработанная годами номенклатурных сражений, подсказывала Груздачеву, что от таких, с позволения сказать, «американистов», вскоре все в стране начнет рушиться, и понятная, десятилетиями выстроенная система, полетит в топку истории. Как ни странно, в этот раз «сталинский сокол» не ошибся.