— У нас ролевые игры, — сказал я. — Ты не слышала? Бар… Анька в образе. Пусичка.
Чуть не подавился этим словом, пришлось протолкнуть его порядочной порцией виски. Юля пожала плечами и ушла танцевать с рекламщиком. Я нашёл глазами Барби — сидит с ведущим инженером, дядь Пашей, так мы его и звали. Обычно он скучал на мероприятиях, любых, а тут поди ж ты — глаза горят. И вовсе не от прелестей моей «жены»
— Три дня ковырялись! — рассказывает дядь Паша. — По винтику разобрали! Думали все уже, не судьба.
— Я бы не догадалась, — кивает Аня. — Ни за что. Хотя меня ещё папа учил — Аня, слушай двигатель! Потому что он либо поёт, либо плачет, а ты должна различать малейшие оттенки звука!
— Ох и прав он, — кивает инженер, опрокидывает стопку и закусывает.
Юля не признает пошлости, поэтому вечер у нас катится по наезженной программе. Никаких идиотских конкурсов, живая музыка, предельно корректный ведущий. Во мне уже три бокала виски. Вокруг Барби — толпа обожателей. Девушка певичка поёт о любви, весьма тоскливо, нужно признать. Юля сидит за соседним столиком, иногда задумчиво на меня смотрит. Ненавижу баб. Всех. Не так я себе представлял свой первый новогодний корпоратив в кругу сотрудников.
— А я такой конкурс знаю! — воскликнула Барби.
Я вздрогнул — о конкурсах я наслышан. Юля поморщилась, зато остальные… обрадовались. Сразу выискались желающие участвовать, Барби всем для храбрости налила неведомую хрень по бокалам — смешала напитков пять, даже бармен икнул.
— А ты почему не пьёшь? — спросил кто-то.
— Мы с пусичком думаем о бэбичке, — зарделась Барби.
— Как чудесно!
Я выпил ещё. Про меня все забыли. Конкурс был именно таким, какие не любила Юля — пошлым. Затем игру вспомнила Марта Андреевна, и все выстроились линеечкой. Кроме Юли и меня. А потом…
— А как же наш шеф? — возмутилась секретарша, меня нашли и вытолкали в строй.
Рядом с Барби поставили. Я был уже порядком пьян и даже не сопротивлялся. Почти.
— Игра называется я люблю! — крикнула бухгалтерша. — Паш, ты что во мне больше всего любишь?
И призывно шевельнула могучей грудью. Инженер робко чмокнул куда-то в декольте все взорвались смехом. Господи, а ведь мне с ними ещё работать. К тому времени, как волна любви докатилась до нас, меня ущипнули и даже засос на шею попытались поставить.
— Ну, — подмигнул дядь Паша. — Чего ты в своей женушке больше всего любишь?
— Задницу, — мрачно отозвался я, все снова грохнули смехом.
— Целуй в попу! — проскандировали хором.
Сучка Барби повернулась спиной и даже чуть задницу оттопырила под аплодисменты. Я пригляделся — ягодицы обтянуты чёрной кожей. Голышом конечно лучше бы, но ладно, и так сгодится. Наклонился и… исполнил свою мечту. Цапнул. Барби пискнула, вырвалась.
— Шалун, — погрозила мне пальцем Марта Андреевна. — Люблю таких…
Я сбежал в дальний конец зала. Через час играли и пили все, даже скучный ведущий и томная певица. Пели хором, жгли бенгальские огни и смеялись. Меня нашла бухгалтерша, грузно уселась рядом и залпом махнула шампанского.
— Устала… — обмахнулась ладонью и продолжила. — Зачем ты её прятал от нас? Такая девочка чудесная.
Я ударился лбом о стол и решил так и полежать, видеть никого не желаю. А Марта Андреевна меня по волосам погладила… С Барби я встретился в туалете. Стояла в общем тамбуре и освежала помаду на губах. К тому моменту я так устал, что сил злиться уже не было. Завтра.
— А если бы мы стояли наоборот, — сказал я. — Тебе бы пришлось выбирать, что ты во мне любишь. Что бы ты выбрала?
— Я люблю, когда ты молчишь, — отозвалась Барби не глядя на меня.
— Я молчу, когда мой рот занят, — похабно продолжил я. Пьяному то море по колено. Губы выпятил уточкой и велел — целуй.
Барби вздохнула, поднялась на цыпочки и правда чмокнула меня в губы. Только так мне не нравится. Мало. Поэтому я Барби поймал и недолго думая зажал в углу. За ягодицы в чёрной коже приподнял, шорты жалобно скрипнули. И поцеловал так, как нужно, и непонятно, от чего башка так кружится, то ли от алкоголя, то ли от губ её…
— Аверин, — вздохнула Барби ускользая. — Ты просто филиал ликеро-водочного завода.
Я не обиделся, она ушла, а я всё ещё смакую малиновый привкус во рту. То ли помада, то ли Барби такая сладкая… Завтра жалеть буду, да и плевать, хуже вечер уже не станет. Оказалось, станет. На улицу мне помогал выйти дядь Паша.
— Я уже прямо и не знаю, рожать ли от него ребёнка, — вздохнула Барби. — Пьющий папа горе в семье.
— Рожать конечно! — испугался инженер и бросился меня защищать. — Он у нас знаете какой ответственный? Лучше всех! И не только ведь за себя радеет. Два мусороперерабатывающих комбината открыл!
Мы остановились перед красной букашкой Барби.
— Я туда не пролезу, — испугался я.
— Пролезешь, — мрачно сообщила Барби.
И правда, пролез. Просто ноги нужно подогнуть, чтобы колени не мешали. А ещё всю дорогу молиться, потому что водит Барби так, что только молиться и остаётся.
— А ты у нас, оказывается, мусорщик, — протянула Барби.
И засмеялась, а я очень пожалел, что не прихватил из ресторана бутылку виски.
Глава 15. Аня
На мой взгляд, вечер прошёл очень мило, однако Аверин изволил обижаться. Обижаться и одновременно страдать жутким похмельем тот ещё квест, но мой упорный муженек справлялся. Через два дня ожил и повёл себя ещё более чем странно — засел у деда в кабинете. Туда мы не ходили вовсе, ибо сквозило страшно, однако сидит, шелестит бумажками.
— Ты думаешь, дед припрятал один из миллионов в ящике стола? — скептически поинтересовалась я заглядывая к нему.
— Шла бы ты, — почти миролюбиво ответил он. — Скопившаяся тут вековая пыль вредна для женщины планирующей дитятко.
Я фыркнула и правда ушла. Больно мне нужен Захар с его заморочками, у меня Мальвина есть, а она существо куда более благодарное. И милое. Однако расслабиться не вышло. Как только Аверин уехал по делам я тоже пробралась в кабинет. Что он тут ищет? Ничего интересного. Записные книжки двадцатилетней давности, старые документы, письма в пожелтевших от времени конвертах. Ничего интересного, одна лишь пыль, вон и Мальвина расчихалась, а ребёнка, пусть и кошачьего, надо беречь.
— Всё же это очень подозрительно, — резюмировала я.
А вечером Аверин притащил букет цветов, неприлично огромный и шткарный. Не мне. Сиял, как медный таз начищенный до блеска. Букет был солидный, влез только в ведро.
— Поставила бы пирог, — посоветовал он. — Гости будут.
— С чего это ты решил? — насторожилась я.