— Эти фото завтра должны быть у меня. Вместе со снимками из деревни Лоза.
— Никак вы подставить меня хотите, господа хорошие, с этими фотографиями, — пробурчал Калач.
— Ну что ты, Мирон, — воскликнул Фишер. — После твоих подвигов с евреями, советскими активистами и членами их семей подставить тебя просто невозможно. Сейчас ты известен только здесь, в этом районе. Публикация снимков прославит тебя в Германии. Это благотворно повлияет на твое продвижение по карьерной лестнице.
— Вы правы, хуже мне уже не будет. Пусть ваш оператор подскажет, когда снимать начнет. Я ему устрою сцены!..
— Правильно, Мирон, — сказал Фишер. — Но, господа, пора на отдых. Завтра у нас непростой день. Хайль Гитлер! — Он выбросил вперед руку.
— Хайль! — ответили эсэсовец и полицай.
В шесть утра рота СС и карательная команда полиции выехали из райцентра. Первый взвод с двумя экипажами мотоциклов разведотделения оберштурмфюрера Гофрида Курца двинулся к селу Ясино, до которого было пять километров. Гауптштурмфюрер Бонке на бронетранспортере и полицаи Калача в грузовике следовали за ним. В направлении деревень Карчеха и Павлинка пошли взводы унтерштурмфюреров Людвига Ромберга и Мартина Эбеля, рядом с которым находился заместитель командира роты. Им надо было пройти около тридцати километров восточной дорогой, тянущейся рядом с лесным массивом. В каждом взводе было по два бронетранспортера и мотоцикла с экипажами.
Погода выдалась хорошая, теплая, безветренная. Дороги были сухие, поэтому каратели продвигались быстро.
В то же время вся охранная рота несла службу у административных и прочих важных объектов поселка. Один взвод ушел к железнодорожному вокзалу.
Первым на место, естественно, прибыл взвод оберштурмфюрера Курца. Эсэсовцы высадились из бронетранспортеров «Ханомаг‐251» и зашли в Ясино. Боевые машины встали с юга и севера, контролировали околицы. В центр к разрушенной церкви проехали мотоциклы.
Староста Тарас Гуско подошел к Курцу.
— Хайль Гитлер, господин оберштурмфюрер!
— Хайль, староста! — ответил тот по-русски.
Язык будущего противника он изучал еще до начала войны.
— Приказываю обойти все дома и передать людям распоряжение выйти сюда, к церкви. Всем, господин Гуско! Я не ошибся в фамилии?
— Никак нет, господин оберштурмфюрер. — Староста повернулся к полицаям. — Ну и чего стоим? Слышали приказ офицера? Бегом оповещать народ. И чтобы пришли все.
— Даже матери с младенцами?
— Все, господин полицай, — ответил оберштурмфюрер. — В домах могут остаться только те люди, которые не в состоянии ходить. Быстро!
Полицаи побежали по селу. Им не понадобилось обходить каждый дом, которых в Ясине было около сотни. Люди услышали рев двигателей бронетранспортеров, треск мотоциклов и немецкую речь, вышли во дворы, из-за плетней и заборов смотрели на улицу. Кто-то от греха подальше прятал девушек и детей в погреба. Но таких предусмотрительных селян было мало.
Народ повалил к церкви, встал толпой.
Курц подозвал к себе старосту и спросил:
— Это все жители села, господин Гуско?
— Да вроде все. В толпе как определишь? И не построишь. Мужиков мало, которые понимают, что это такое. В основном тут бабы.
— А мужики в партизанах?
— Нет, господин оберштурмфюрер. В армии, это да, но их призвали. Многие не хотели идти в военкомат, их сотрудники НКВД вылавливали. Кто-то уже погиб, кто-то ранен. Похоронки в село приходили.
— Меня это не интересует, — сказал Курц. — Отдели от толпы тридцать человек и прикажи им встать у церкви, прямо под проемами окон.
— Для чего, герр оберштурмфюрер.
— Для проведения воспитательной работы.
— Но вы ведь?..
Командир взвода СС оборвал старосту:
— Делайте то, что вам приказано, господин Гуско!
— Но кого выбирать?
— Это не имеет значения.
Староста с полицаями пошли к толпе, которую окружило отделение эсэсовцев.
К взводному подкатили мотоциклы. Командиры экипажей, сидевшие в колясках за пулеметами, посмотрели на него.
— Действовать по команде, только по людям у церкви! Остальных не трогать! — распорядился он.
— Яволь, герр оберштурмфюрер!
Гуско с полицаями бесполезно пытались вывести людей к церкви. Никто не хотел идти туда.
Видя это, Курц усмехнулся и подал знак командиру отделения, которое стояло вокруг толпы. Эсэсовцы отошли от людей.
— Внимание, по толпе, огонь! — приказал оберштурмфюрер.
Эсэсовцы вскинули автоматы и начали поливать толпу свинцом. Ударили пулеметы мотоциклов. Огонь открыли и каратели второго отделения.
Люди в панике ринулись по сторонам, но это их не спасло. Несколько человек бросились к лесу. Их расстрелял пулемет, установленный на бронетранспортере. Через минуту наступила тишина. На площади, где недавно стояла толпа, лежали тела женщин, мужчин, подростков стариков и детей.
— Считать трупы. Раненых добить! — приказал Курц командиру первого отделения.
— Да, господин оберштурмфюрер!
Курц отошел к церкви. Он слышал, как захлопали пистолеты и прогремели две короткие автоматные очереди. Его солдаты добивали раненых. Офицер достал портсигар со свастикой, подарок командира батальона.
Рядом с ним оказался полицейский, молодой парень с бледным, как у мертвеца, лицом.
— Как зовут?
— Прохор. — Полицай икнул. — Игнатьев. — Он указал на тела. — Там и староста, и старший полицейский Иван Иванович.
— Они не выполнили приказ и за это поплатились. Идет война, Игнатьев. Кстати, а как ты выбрался?
— Да рванул к церкви, ваши не заметили.
— Тебе повезло.
— Ага, повезло. Да после этого меня сельчане на куски разорвут и партизан ждать не станут. Возьмите меня с собой, а?
— А кто здесь службу нести будет?
— Да какая теперь тут служба, господин оберштурмфюрер? Для наведения порядка потребуется не менее двух десятков полицейских с автоматами и не местных, чтоб на селе семей их не было. Придется усиленные патрули выставлять. Одному тут хана. Возьмите, герр оберштурмфюрер. Очень прошу. Ведь я служил вам.
— Ты служил не мне, а великой Германии, Третьему рейху. Давал клятву до конца жизни своей бороться с ее врагами, так?
— Так точно!
— Ну тогда исполни долг до конца. У тебя семья есть?
— Тут нет, вывез, как и старший полицейский, в дальний район к родственникам.
— Значит, твоей семье ничего не грозит?