— Какая разница, если подается в граммах? — ворчал босс. — Что я ее двенадцать штук съем на сто восемьдесят грамм, что свои четыре — те же сто восемьдесят.
— Но за ее вы заплатите дважды, а за свои возьмете одну цену за одну порцию.
Марк вздохнул и повернулся ко мне:
— Я готов предложить тебе должность сушиста в моем торговом центре. Будешь приумножать мою прибыль в два раза, Таша.
Я зарделась и замотала головой. Забавно получить такое предложение даже в шутку, но не в этом городе. Но оставшееся время очень внимательно выполняла указания шеф-повара, мало ли, вдруг в другом месте мне пригодятся эти уроки, и я действительно буду работать сушистом?
Уже в сумерках мы вернулись в отель, Марк ушел в душ, даже не пытаясь овладеть мной с порога. Потом завалился в постель и пообещал дождаться, пока я принимаю душ. И не зашел ко мне! Не заглянул!
Обеспокоенная, я осторожно легла рядом с Марком и заглянула в его глаза. Почему? Разозлился на меня? Обиделся? Узнал, что я без спроса бегала в интернат?
— Таша, нам надо поговорить, — тяжело выдохнул он, и мое сердце подскочило и забилось где-то в горле.
— Прости! Марк, прости меня. Я же быстро отнесла и сразу же вернулась! Не ругай…
— Стой. О чем ты? Куда вернулась?
Я расстроено покачала головой, выкладывая ему про свой самовольный выход из отеля.
Марк вздохнул, притянул меня к себе за затылок и чмокнул в висок. Задержал, зарывшись в волосы носом, но потом с сожалением все же отпустил.
— Это ерунда, Таш. Я заметил, что пакетов нет, понял, что бегала относила.
— Ты… Не будешь ругать меня? — я удивилась, зная, что в случае с Витей, летала бы уже по комнате из одного угла в другой.
— Не за что. И прощение просить не надо. Ты же не собака, чтобы держать тебя на привязи
Я неуверенно кивнула.
— Тогда о чем ты хотел поговорить?
— Завтра наш последний день, — с каким-то обреченным вздохом выдавил Марк.
— Завтра? Да нет же, завтра только вторник, а я с тобой останусь до четверга!
— Нет, Таша… Завтра я еще здесь, а в среду утром у меня самолет в Иркутск. Оттуда я лечу домой, в Москву. Поэтому мы попрощаемся с тобой завтра.
Невидимый обруч сдавил горло, не давая вздохнуть. Я открывала рот, хватала воздух, но не могла дышать.
Как завтра? Почему завтра? А… как же… я?
— Спокойнее, расслабься. Слышишь? Давай на счет: вдох, выдох… еще раз, вдох. Выдох.
Марк помог мне раздышаться и обнял меня, позволяя обвиться вокруг его тела.
— Я держу слово. Завтра дам тебе денег, ты купишь билеты и уедешь. Твой муж будет думать, что ты летишь со мной и вернешься в четверг. У тебя будет два дня форы, если хочешь, чтобы добраться и устроиться на новом месте.
Я кивнула, судорожно вцепляясь в мужчину.
— Таша?.. У тебя есть мой номер телефона, и если будет совсем безнадежно и трудно, просто позвони. Хорошо?
Я снова кивнула, сглатывая соленый ком скопившихся слез. Не знаю, зачем он предлагал, наверное, знал, как знала и я, что мы больше никогда не увидимся, что я не позвоню, как бы плохо мне не было, потому что это возвращение в прошлую жизнь, напоминание о мечтах, которым не суждено осуществиться. Потому что я для него случайно совращенная чужая жена, а он для меня невозможный, наглый и бесконечно любимый босс.
— Тогда давай спать. Завтра у нас обоих трудный день. У меня совещание, а у тебя выбор направления, в котором ты уедешь от меня…
Я несмело потянулась к его губам, но Марк неожиданно остановил:
— Давай отдыхать. Я и так порядком тебя изъездил.
Он не шутил и не насмехался. И в мысли закралась противная мысль, что чувство новизны для него уже прошло. Я горько поджала губы, стараясь не показать вида, как меня задел отказ, отвернулась и притихла, чувствуя, как Марк обхватывает меня руками, придвигает к себе и по привычке устраивает поудобнее у себя под боком.
Мы притихли, вслушиваясь в дыхание друг друга, в стук сердец, но не издавая ни звука, словно боясь спугнуть близость.
— К черту! — вдруг рявкнул Марк. — Какого хрена я должен терпеть и отвыкать, если ты еще моя, а я хочу тебя? Потом отвыкну.
Он решительно развернул меня и привычно подхватил руками за задницу, втискиваясь восставшим членом, а губами впиваясь в мои, без всякой нежности, с напором раздвигая губы и вонзая внутрь язык.
Я застонала от счастья и облегчения, обвивая руками шею Марка.
— Да, мой большой босс, — между поцелуями выдохнула я, — терпение у вас ни к черту.
Марк не оттягивал, не разменивался на нежность, он брал меня как в последний раз. Может, так решил, а может чувствовал, что я уеду сразу, как только куплю билет, что не буду ждать вечера, дегустации и очередного позора при встрече с губернатором.
При каждом резком выпаде, злом ударе, я поддавалась к нему, теснее прижималась к большому, жесткому телу, обвивала ногами и стонала, закрывая глаза и позволяя себе обманываться, что это не закончится, что я получу его всегда, как только соскучусь.
Но даже сквозь это заблуждение сквозило отчаяние.
Я буду умирать без него, вспоминать, жалеть, рыдать и бесконечно долго страдать по тому, кто купил меня и пользовался даже не всю отмеренную ему неделю.
Марк задрожал в моих объятиях и с облегчением выдохнул, скатываясь с меня.
Некоторое время мы полежали молча, потом он заговорил о рабочем дне:
— Твой муж все-таки нашел выход, как решить логистическую проблему, — усмехнулся босс.
— Да? — равнодушно отозвалась я, чувствуя, что мне плевать на успехи мужа и как он решает проблемы.
— Угу, сходил в администрацию и договорился о дорожном ответвлении с объездной дороги к нашей логистической базе.
— Мм…
— Сам губернатор обещал посодействовать, — я напряглась, — как будто я зря пропивал с ним в бане свою печень, — закончил Марк.
— То есть, это ты договорился, а Витя приписал себе заслуги? — уточнила я.
— Примерно так. Просто твой Витя не знал, что я уже все решил, но он вовремя пришел и ему этот ответ буквально выдали на блюдечке с каемочкой. Только интересно за какие отступные? Зная губернатора, он точно захотел что-то поиметь с твоего мужа.
Меня. Меня он захотел поиметь, и я уверена, Витя не сомневался, раз так быстро договорился на прямую дорогу к базе.
Скотина.
И пусть я уже решила, что уеду от мужа, что разведусь с ним, такое циничное предательство ранило. Семь лет словно перестали существовать. Будто мы не были родными, не были семьей…
Я притихла, но пока Марк не заснул, решила предупредить: