Лучше бежать. От него и от мужа. Бежать.
Марк вышел из душа, не скрывая наготы и откидывая влажное полотенце на кресло. Я залипла на его сильном подтянутом теле, на выверенных четких движениях, на бронзовой с теплым отливом коже, кое-где поблескивающей капельками после душа.
— Не смотри на меня так, иначе мы до утра не выползем из спальни.
Я смутилась, а Марк громко захохотал:
— Беги, сполоснись, и одевайся.
— Марк… я не… Мне надо сегодня доехать до работы.
Он уже доставал из шкафа чистое белье, когда обернулся ко мне, а я снова зависла на разглядывании.
— Сегодня? Можешь съездить завтра.
— Не могу. Сегодня. Я с директором договорилась.
Он нахмурился:
— Это далеко? Хотя, о чем я, весь ваш город можно пересечь пешком… Странно, что тут даже автобусы ходят!
— Так можно?
— Хм… Мне нравится, когда ты так просишь. Да, можно.
И уже когда я была у двери в ванную, испытывая неимоверное облегчение, босс добавил:
— Заедем в твой интернат, потом в офис. Я предупрежу.
Сердце снова предательски ухнуло вниз. Позора не избежать, я просто не успею так быстро исчезнуть…
Из машины я выходила, погруженная в мысли, как мне пережить вечер позора. Уже утром я рассчитывала сбежать. Марк как раз поедет в офис, а я на жд-вокзал.
— Я быстро, — рассеяно бросила Марку и заторопилась по ступенькам вверх.
Босс нагнал меня в два прыжка. На мой удивленный взгляд, ответил:
— Любопытно, где ты работаешь, и кто тобой пользуется здесь.
Он сам открыл тяжелую, обитую железом дверь и впустил меня внутрь.
Всегда полутемное и сырое помещение даже пахло одинаково — тушеной капустой из пищеблока. Было время, когда Витя ругался и требовал сжигать одежду каждый раз, когда я приходила с работы с въевшимся запахом капусты.
Сжигать конечно не сжигала, но сразу закидывала в стиралку, добавляя к порошку отдушку, а сама принимала душ и натиралась арома-маслами, чтобы не злить мужа.
Но сейчас родной запах словно пробрался под панцирь тревожности и неопределенности, вызывая щемящее чувство нежности и любви.
— Ох, Наталья Сергеевна! — навстречу попалась наша техничка, женщина средних лет, которую, пожалуй, боялись все воспитанники интерната. — Вернулись?
За доброжелательным тоном скрывался внимательный цепкий взгляд на моего спутника.
— Не совсем, — проговорила я, радуясь, что в полутьме не разглядеть моего замешательства. — Мне к Екатерине Валерьевне.
— Дык не приехала она ещё. С обеда в РОНО побежала. Ещё нет.
Я от досады закусила щеку изнутри, стрельнула глазами в сторону босса, с интересом разглядывающего обшарпанные стены.
— Она скоро вернется?
— Да ненадолго, сказала. Обожди ее пока. Загляни в младшую группу, там уже хватились, спрашивали тебя.
Я смущенно улыбнулась, понимая, что даже временем своим не располагаю, хотя мне до безумия хочется дойти до малышни. Повернулась к Марку, он вопросительно поднял бровь, ни капельки не собираясь мне помогать. Значит, придется просить.
— Мы можем подождать?
Марк склонил голову набок, улыбаясь своей кривой улыбкой.
— Пожалуйста?
— Не больше часа. В пять совещание, должны успеть.
Я кивнула, обрадованная уступкой. Откладывать свой побег никак нельзя. Обстоятельства просто прижали.
Босс сопровождал меня до самой группы, правда подчинился нашей техничке, надел на свои начищенные ботинки бахилы. В моих глазах авторитет нашей работницы вырос до небес, хотя, пообещав мне однажды секс с защитой, Марк ни разу не забывал, даже когда у меня от нетерпения срывало крышу.
Я распахнула двери в группу первогодок и моментально утонула в их радостных визгах и криках:
— Тётя Наташа вернулась!
— Натусечка, тебя так долго не было!
— Таша!
Дети гроздьями висли на руках, шее, обнимали за талию, трогали, трогали, трогали. А я не смогла сдержать слез. Тоже соскучилась, но мне придется расстаться с ними навсегда.
— Хорошие мои, зайки, солнышки… Покажите, что без меня делали! Все в центр! Несите свои работы. Катя, что у тебя?..
Я полностью погрузилась в детский мир, полный радужных планов. Рассматривала жар-птицу от Кати, букет сухоцветов от Оли, неаккуратно раскрашенный мотоцикл от Алёши. Но больше всего вглядывалась в глаза ребятишек, которым мамы и папы не дали счастья быть рядом, вместе.
Видела нестираемый отпечаток одиночества в их глазах и каждого хотела прижать, поделиться, хотя бы тем, что имею сама!
Витя был прав… За семь лет, если бы не он, я усыновила и удочерила пол интерната. Потому что немыслимо смотреть в эти глаза и не дать им то, что они так просят.
— А завтра нас поведут на прогулку в музей…
— Ты была в музее? Там есть конфеты?
— А танк там будет?
— Пойдешь с нами? Ну пожалуйста-пожалуйста!
— Таша, оставайся, не уходи.
Я гладила вихрастые макушки, машинально поправляла бантики на косичках девочек, перевязывала хвостики резинками, кивала, отвечала, улыбалась.
Когда я встану на ноги, получу развод от Виталия, то обязательно вернусь сюда и стану мамой хотя бы для кого-то из них.
— Наташа? — я повернулась и увидела в дверях Екатерину Валерьевну.
— Д-да… Я по поводу заявления пришла.
— Конечно, проходи… проходите в кабинет, я сейчас.
Ребятишки загомонили снова, только теперь в их словах не было радости, только затаенная раненая грусть от нового расставания.
— Я приду, мои хорошие. Я еще вернусь…
Обнимала, целовала подставленные щечки, гладила и снова обнимала, дав зарок потратить ползарплаты на конфеты и занести в интернат перед окончательным исчезновением.
В кабинет я пришла эмоционально убитая, хотелось закутаться в одеяло и носа не показывать дней пять, но Екатерина Валерьевна, осыпая меня последними новостями из РОНО, уже вложила в руки лист и ручку и подтолкнула к стулу.
— Пиши на отпуск с четверга.
— Но я… Не уверена, что смогу вернуться. Я хотела бы забрать трудовую. Если можно без отработки.
Екатерина Валерьевна перестала суетиться и щебетать, по-другому взглянула на стоящего в дверях кабинета Марка, снова перевела на меня взгляд.
— Ты серьезно, Наташ? Уезжаешь?
Я сдержанно кивнула.
— Ну, хорошо…
Начальница положила передо мной другой листок, бланк приказа, еще не заполненный.