Он, она и три кота - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Горышина cтр.№ 6

— Не утрируй…

— Я не утрирую! Это у тебя, Надя, все просто, все предельно просто… Это ты меня в говно с головой окунула, а не я туда по собственной воле влез… Я тебя всю жизнь облизывал, как верный песик, а ты всегда кота какого-нибудь предпочитала! Тебе с ними хорошо спится, а, хорошо?

— Нет! — почти заорала я. — Эта дрянь… Не Оливка, но и она тоже, приучила своего Засранца просыпаться с будильником. Будильник у нее поставлен на половину седьмого. Так она валяется до семи, а этот великий Соломон вменил себе в обязанность все это время мявкать, изображая невыключенный будильник, чтобы хозяйка снова не удрыхалась!

— Что ты от меня хочешь? — продолжал орать Лешка. — Пусть приходит к десяти, я ее не гоню к девяти… Или я должен тебя, бедную пожалеть, что дочка тебе жить мешает? Я тебе жить мешал. Все мы тебе жить мешаем…

— Тебя что это сегодня понесло? Кухарку сменить пора, а то желчь из тебя так и плещет!

Я даже перекричала Барсика. Пошла его проведать: трется, дурында, у дивана и орет, но уже тише. Квартиранта не видно. Может, с Люцием по пакетам на кухне шарится?

— Ну хватит орать! — толкнула я кота рукой и попыталась увести из чужой теперь комнаты.

— Я не ору! — послышался Лешкин ответ.

— Это я Барсику. Опять к дивану тащится. Может, ему красный цвет не нравится? Говорила Оливке купить нормального цвета, а она заявила, что это же ее диван, и она хочет красный. Ее, слышишь? Она у меня перманентно…

— У тебя есть три дня, чтобы выяснить, как из перманентного состояния сделать временное…

— Леша, ты мне угрожаешь?

— Как хочешь, так и называй это! — и отключился.

Я бы тоже с удовольствием отключилась — на кровати, лицом в подушку, а лучше в объятиях Савки, но и ему я сказала больше не приходить… Он начал мямлить, что может срываться в обед, но я серьезно сказала, что это Вселенная решила помочь нам расстаться.

— А если у нас не получится расстаться? — буркнул он так же зло, как только что кричал на меня Супрядкин. — Что тогда? Ты познакомишь меня со своей дочкой?

— Сумасшедший… — и я сбросила Савкин звонок так же нервно, как сейчас сделал это Лешка.

Все мужики с ума посходили! И Барсик, мой спокойный Барсик, туда же… Снова принялся кидаться на диван. Да, его тоже не устраивает переезд Оливки. Он вообще ее недолюбливает из-за подселения Люция. А теперь она решила бедного кота совсем добить — сама притащилась со своим Засранцем. Да еще первым делом вынесла на помойку его любимый диван. Ее-то котище днем почти не спит, а диван был любимым спальным местом у сладкого Барсика, которого теперь все обижают и не додают ласки.

Я хотела взять на руки своего обиженного на весь мир котика, а Барсик взял и выкрутился, чуть не оцарапав меня, и снова набросился на диван.

— Это как со стеной говорить — бесполезно, — сказала я в полный голос, и мне тут же отозвалось из дивана жалобное мяу…

Боже ж ты мой! Белобрысый! Я отодвинула диван — никого. В ящике, что ли… Так и есть — выскочил и мимо меня. Видимо за Барсиком, который, сообщив мне про диванное происшествие, намылился на кухню за наградой. Но Люций опередил его. Однако, пробегая мимо, лизнул Барсика в морду, а потом обшипел — для проформы.

Ох, мужики усатые, толстолапые… Вы меня доведете… Прямо захотелось напеть веселый перефраз юности: послушай, все еще будет, и Кучму Ельцин полюбит… Ну как я с вами со всеми одна справлюсь?! Как?! Вы же все не только друг друга не любите. Вы и меня не любите. Никто из вас!

Одной рукой я гладила несчастного белобрысого пленника дивана, а другой — листала детский фотоальбом Оливки: половина глянцевой, половина матовой бумаги, в зависимости от того, кто носил пленку в фотоателье, я или мама, с которой мы тогда жили все вместе, потому что Лешкина теща не пожелала доверить ни дочь, ни внучку Лешкиной матери. Да и черт бы с ними со всеми… У нас была личная усатая нянька — с мягкими лапами, по имени Соня, но соней моя серая дворовая кошка не была: она бдила младенца и днем, и ночью — боясь, наверное, пропустить момент, когда этот кричащий комок унесут обратно, откуда принесли в один несчастный ненастный день, но его не уносили и не уносили. Более того, ребенок незаметно подрастал, стал ползать всюду за кошкой, хватать за хвост, потом начал гоняться по всей квартире, пытался скинуть с занавески, когда усатая нянька решала посидеть высоко, поглядеть далеко…

Сейчас перед глазами блистала фотка Оливки в подушках — она тогда только-только научилась сидеть, но уже по-хозяйски складывала на Соньку ноги. Показывала всем два зуба и язык — да заодно Кузькину мать несчастной кошке, держась за ее ухо, а Сонька на фотографии аж зажмурилась и явно не от удовольствия. Сейчас я чувствовала себя в кошачьей шкуре — Оливка и в двадцать три года тянула меня за ухо, и я, встав на цыпочки, чтобы не так больно было — а дочь переросла меня аж на пять сантиметров — шла у ней наповоду.

— Ну и как мне засранку разговорить? — спросила я Люция, но тот только ближе подвинулся к стулу: конечно, тоже только о себе думает.

Поэтому я подумала о себе сама и перестала его гладить — рука ныла: ненасытный, хотя ему ласка не особо и нужна. Тут дело принципа: чтобы Барсику меньше досталось. Засранцу Соломону ласка от меня не нужна — живет с кредо: я вас не трогаю и вы меня не трогайте. А белый может и цапнуть за ногу. Без предупреждения. Ну, явного… Он-то по его мнению месть вынашивал долго, таил обиду, ища благоприятный момент, когда эта баба ни сном, ни духом… А потом мило так удивлялся: ты что, типа, сомневаешься, что получила за дело?

Барсик к белому индивидуалисту вечно подлизывался. Дружить пытался. Свою подушку даже отдал, а тот уже целый год воспринимает все, как должное, точно избалованный ребенок. Барсик его и лизнет, чтобы помириться-подружиться, а Люций, повезет, если не обшипит бывшего единоличного хозяина квартиры… Барсик, правда, начал сдачи давать: пару раз по морде лапой съездит, и Люций отстает… На какое-то время. Жаловаться не бежит — знает, что у меня всегда серый прав…

— Ну чего тебе надо?

Обошел мой стул и встал слева: эй, ты, твоя левая рука страницы листать не устала, так что гладь меня, нечего отлынивать от женской работы…

Глажу, глажу всех — а меня никто: любовные игры не в счет. Было б это только для меня, ни один бы не пришел. А конфетку забрали, оба сразу обшипели: что Лешка — хотя к этому я привыкла, что Саввка — надеялась, что молча свалит в туман. Нет, зачем ему куда-то валить, девушку себе искать, напрягаться ухаживать… Взрослая любовница для молодого человека — просто находка! Это я нашла себе приключеньице на одну точку и совсем не пятую, а ту, что принято обозначать заглавной буковкой…

— Да надоел! — оттолкнула я белобрысого и встала из-за стола. — Иногда лучше жрать, чем приставать к бабе!

В холодильнике лежал его персональный вафельный стаканчик с ванильным мороженым. Интеллигент кошачьей наружности ел молочное лакомство исключительно из рук и никогда из миски. Но прежде чем снять с половинки стаканчика фольгу, я взяла половинчатую бутылку клюквенной на коньяке. Да, классик прав, что во всех бедах — особенно женских — виноват коньяк, да будь он проклят. С него и начался мой роман с Савелием.