Дальний угол двора отгораживала крупная металлическая сетка, за которой мельтешили рыжие, белые, черные и пестрые меховые клубки. Сколько там было собак, Арина не поняла, но их молчание ее немного удивило: ведь сторожевому псу положено лаять на забредших во двор чужаков, разве не так? Или у охотничьих собак другие правила?
Слева весело подмигивала чисто промытыми, неожиданно большими окнами бревенчатая стена. Между домом и проволочным вольером оставался небольшой проход.
И оттуда кто-то шел…
Арине показалось — поднявшийся на задние лапы медведь. Здоровенный, на две головы выше нее самой, темный. Настоящий хозяин тайги. Или просто — хозяин?
— Заблудились, что ли? — пробасил медведь, выходя из темноватого прохода на свет.
Лицо у «медведя» оказалось круглое, румяное, глаза из-под темных ресниц светились неожиданно яркой голубизной. Низ лица скрывала недлинная, но густая, окладистая, аккуратно подстриженная каштановая бородка, напоминавшая плотную медвежью шерсть. Впрочем, сходство с медведем возникало, пожалуй, больше от общей повадки: легкие движения крупного тела, слегка сгорбленные плечи под необъятной темной курткой.
Арина не то чтобы испугалась — чего бояться, Денис рядом, да и вообще от медведеподобного дядьки исходило ощущение не столько опасности, сколько первобытной какой-то мощи — но почему-то смутилась:
— Да нет вроде, не заблудились. Мы случайно. Гуляли, глядим — избушка…
— В гости, значит, решили зайти? — за бородой было не понять, смеется он или говорит серьезно. По голосу — вроде улыбается, а вообще — кто его, медведя такого, знает.
— Мы просто посмотреть хотели, — Арина улыбнулась, но и сама чувствовала, что улыбка вышла какая-то неуверенная, почти заискивающая.
— Испугалась, что ли? — точно, он смеялся. — Да вы проходите, я сейчас не так чтоб очень занят. Меня Федором Григорьевичем кличут, можно просто Федором. Чаю хотите?
Она собиралась было по городской привычке отнекаться — мол, у нас термос с собой и прочие припасы — но почему-то кивнула. Этот медведеподобный дядька производил на нее странное впечатление. Он был… хозяин. Да еще имя вдобавок… Ведь не может же человек, которого зовут так же, как ее несносного и прекрасного братца, таить в себе опасность!
— Меня Арина зовут, а это Денис. Мы тут… гуляли, — зачем-то повторила она.
— Да я понял уже, — кажется, он опять смеялся. — Проходите, проходите, я правда как раз собирался чаю выпить, так что не стесняйтесь особенно, ни от чего вы меня не отвлекли.
В сенях было темновато, так что Арина не очень поняла, куда девались ее куртка и ботинки. Дальше светлел прямоугольник распахнутой в жилую часть двери. Арина сделала шаг, другой… и ахнула!
Какая там лесная избушка! Не в каждой городской квартире настолько впечатляющий интерьер увидишь. Ох не в каждой. Даже сейчас, когда модные дизайнеры изгаляются кто во что горазд, окружая, к примеру, вычурный барочный стол минималистическими угловатыми стульями стиля хай-тек. Арина видела подобный гарнитур в каком-то «продвинутом» журнале. На следующей картинке стеклянно-стальной хай-тек объединялся уже с деревянными «деревенскими» лавками. Скудный текст умными словами объяснял, что дизайнер Аграфена Шпильстейн смело предлагает творческое смешение разнородных стилей, что ее интерьеры создают атмосферу свободы и способствуют полету фантазии и творческого вдохновения. Слово «творческий» торчало из каждого предложения. «Творческое вдохновение» Арину тогда изрядно развеселило, она даже Федьке рассказала, тому нравились всякие такие штуки, он, цитируя кого-то, называл это «Париж в Чухломе». Как бы там ни было, но жить в интерьерах, способствующих «творческому вдохновению», было, конечно, совершенно невозможно.
В здешних же интерьерах, напротив, хотелось поселиться на всю жизнь. Как минимум в кухне, куда шагнула, чуть щурясь от неожиданно яркого света, Арина. Хотя здесь-то как раз царило полное «смешение стилей», хватало и хай-тека, и всевозможного ретро. Впрочем, ни завитушечного барокко, ни бело-золотого ампира не наблюдалось. Солнечно-золотистое дерево, темное стекло, матово поблескивающая сталь. Очень просторно. Стеллаж с кухонной техникой, похожий на приборную панель звездолета, мирно соседствовал с темным резным буфетом. Здоровенный, с готически острыми башенками по бокам, с витыми колонками и мелкими гранеными стеклами в латунных переплетах, он уверенно стоял на толстых, тоже резных, лапах — не то львиных, не то черепашьих. Если бы не эти лапы, буфет вполне сошел бы за небольшой замок.
— Какая красота! — невольно вырвалось у Арины.
Похвала была принята благосклонно — хозяин добродушно усмехнулся, усаживая Арину на угловой диван, покрытый какой-то странной, серой, с желтоватыми подпалинами шкурой.
— Волчара, — пояснил Федор Григорьевич, заметив Аринино удивление. — Матерый был. И хитрый… еле выследил. Волки ж стаей ходят, а если вдруг одиночка объявится — жди беды. Как этот вот. Повадился… ну да, это дела прошлые, вам неинтересные, — оборвал он сам себя.
Арина попыталась возразить, что, мол, наоборот, очень даже интересно, но хозяин только хмыкнул, споро выставляя на солнечно-желтую дощатую столешницу корзинку с бубликами и сухариками, плошки с вареньями и медом (буркнул «Степаныч из Красногорки гонит»), кружки и — здоровенный, с трехлитровую банку, расписной, в птицах и цветах фарфоровый чайник. Глядя на непонятные веточки и листики, которые Федор Михайлович доставал из жестяных и деревянных коробочек и бережно сыпал в пузатое фарфоровое нутро, Арина принялась размышлять, как бы это повежливее отказаться — травяной чай она не любила. Ничего не придумав, решила, что можно ведь лишь сделать вид, что пьешь, не станет же он ее заставлять.
Напиток, однако, оказался совершенно восхитительным. Сделав глоток-другой и подышав вкусным паром — глаза от удовольствия так и норовили закрыться — Арина решилась:
— Вы тут давно работаете?
Олени на кайме «скандинавского» свитера пришли в движение, словно зашагали неспешно куда-то, кто вправо, кто влево, смотря по тому, куда была повернута оленья голова — хозяин пожал плечами:
— Лет восемь.
— Может, помните, у вас тут… ну то есть не именно у вас, а примерно здесь несчастный случай на охоте был, года три назад… примерно…
— Забудешь такое! — свитер колыхнулся сильнее, теперь олени изображали скачку с барьерами. — Меня потом знаете, как песочили? Чуть с работы не выгнали. А что я без этой работы? Ложись да помирай? Ну вот сама посуди, — он как-то моментально начал говорить ей «ты», не обращая внимания на ее «выканье», ну да, что взять с лесного жителя. — В городе мне не житье, а в лесу другой-то работы не больно есть. Разве что в фермеры податься, но это тоже не всякому… или в пасечники, как Степаныч. Вы медок-то пробуйте, у Степаныча знатный мед! Темный — это гречишный, вот тут липовый, а этот — вроде бы просто разнотравье луговое, однако ж на особинку, за ним издалека приезжают… — мысли хозяина, сделав крюк, вернулись на прежнюю дорогу. — Знатно, в общем, мне тогда досталось. Но обошлось, оставили, выговор только вкатили и премию сняли. Да черт с ней, с премией, тут главное дело я ж сам перед собой хлеще всяких выговоров виноват. Человек-то погиб… И из-за чего? Из-за меня, выходит. Я ж не думал, что так может обернуться… А-а!