— Благодарю, гауптман, вы свободны, — сухо произнес Манштейн и перевел тяжелый взгляд на Рихтгофена.
Командующий четвертым воздушным флотом потер ладонью подбородок и встал из-за стола.
— Ловушка сработала, как и было задумано, вот только пойманный в нее хищник оказался намного сильнее, чем мы ожидали. Теперь я хорошо понимаю, почему все попытки Абвера покончить с этим русским завершились провалом.
— Думаете, мне от этих слов станет легче? И что прикажете теперь докладывать наверх?
— Ну, приказываете здесь вы, герр генерал-полковник. Могу лишь высказать свое мнение. На вашем месте я бы запросил у командования санкцию на немедленное прекращение наступления. В сложившихся обстоятельствах удержать блокаду Севастополя и не дать русским вырваться с Керченского полуострова — максимум, на что можно рассчитывать. Насколько я знаю, вы способны мастерски выбивать из вышестоящих штабов резервы, и, мне кажется, сейчас самое время вновь задействовать этот ваш талант.
Дверь кабинета командующего вновь открылась.
— Радиограмма от генерал-майора Апеля, — доложил дежурный офицер.
Быстро ознакомившись с отпечатанным на листе текстом, Манштейн развернулся к Рихтгофену.
— Двадцать вторую танковую дивизию обстреливают с моря русские корабли. Судя по калибру снарядов, это линкор и, возможно, один или два крейсера. В воздухе обнаружен самолет противника. Думаю, это корректировщик — тот самый корректировщик.
— Потери?
— Не столь велики, как можно было ожидать. Апель пишет, что схема уклонения себя оправдывает, да и дистанция немалая — дает себя знать рассеивание снарядов.
— Два с половиной часа до рассвета, — Рихтгофен демонстративно посмотрел на часы и хищно усмехнулся. — Вот и ответ на ваш вопрос, герр генерал-полковник. Думаю, вам будет о чем доложить наверх. У русских, похоже, случилось головокружение от успехов. Их тяжелые корабли не успеют вернуться в Новороссийск до восхода солнца. Мои пилоты готовы выполнить свой долг и ждут только приказа.
— Отправьте русских на дно, генерал-полковник. Пожалуй, вы правы — это действительно станет достойным ответом на уничтожение «Доры».
* * *
Огонь эскадры я корректировал, используя подсказки Летры. Рассчитывать на серьезную точность было глупо — немцы на земле постоянно перемещались, а снарядам корабельных орудий требовалось почти полминуты, чтобы долететь до целей. 130-миллиметровые пушки крейсеров вообще били практически на максимальную дальность, так что взрывы их снарядов создавали скорее психологическое давление на противника, чем наносили ему реальный ущерб. Тем не менее, главный калибр линкора «Парижская Коммуна» все же делал свое дело. Триста пять миллиметров — слишком серьезный аргумент даже в случае не слишком точного попадания. Жаль, что снаряды объемного взрыва еще так и не доехали до Новороссийска — результат мог бы оказаться куда интереснее.
Впрочем, смысл всей этой затеи заключался не столько в том, чтобы обескровить двадцать вторую танковую дивизию, сколько в моем желании заставить генерала Апеля жаловаться начальству на бесчинство русских кораблей. Поэтому эфир я блокировать не стал, и с большим удовлетворением выслушал доклад Летры о том, что через десять минут после начала обстрела ожидаемая мной радиограмма ушла в штаб Манштейна.
— «Крепость», здесь «Крейсер», — вызвал я штаб вице-адмирала Октябрьского», — Флот задачу выполнил. Прошу отдать приказ кораблям возвращаться в Новороссийск.
— «Крейсер», здесь «Крепость», — ждать ответа пришлось почти минуту. — Вас понял. Давно пора. Я могу обещать каперангу Зиновьеву воздушную поддержку?
— Несомненно. Но и на его главный калибр я тоже очень рассчитываю.
— Не сомневайтесь. Ваши люди все корабли опутали своими проводами и антеннами, а шрапнельными снарядами перед походом загрузили половину артпогребов.
Земля еще лежала в тени, но с высоты пяти тысяч метров было видно, как горизонт ощутимо светлеет. Приближался рассвет.
— Наблюдаю массовый взлет истребителей и бомбардировщиков четвертого воздушного флота люфтваффе, — доложила Летра, и я развернул перед глазами виртуальную карту Крыма.
Ночной контрудар советских танковых бригад достиг цели лишь частично. Об утреннем продолжении наступления к Азовскому морю противник был вынужден временно забыть, но полностью перерезать связь между двадцать второй танковой дивизией вермахта и пехотными частями тридцатого армейского корпуса нам так и не удалось. Немцы достаточно прочно удерживали узкий коридор между частями советской пятьдесят первой армии и наступающими на них с востока танкистами и явно рассчитывали, что с рассветом прилетят доблестные летчики Рихтгофена и объяснят зарвавшимся русским всю глубину их заблуждений.
Вот только у пилотов люфтваффе неожиданно появилась куда более вкусная цель, и в штабе Манштейна решили, что наземное наступление может и подождать несколько часов или даже целые сутки.
* * *
Восход солнца застал советскую эскадру примерно в ста километрах от Новороссийска, и уже через пятнадцать минут после того, как небо посветлело и установилась нормальная видимость, с кораблей был замечен немецкий воздушный разведчик.
— Обнаружен противником, — коротко доложил капитан первого ранга Зиновьев.
Глушить связь я не торопился. Основные силы четвертого воздушного флота должны были без помех получить координаты линкора «Парижская Коммуна» и кораблей сопровождения, иначе их могли перенацелить на танковые бригады, увязшие в бою с немецкими танкистами. Если бы генерал Апель знал, какие силы Рихтгофен бросил на уничтожение советской эскадры вместо того, чтобы поддержать наступление его дивизии, он, я думаю, произнес бы много нецензурных слов, но ему, естественно, об этом решении никто докладывать не стал.
Сказать честно, на столь масштабную реакцию со стороны немцев не рассчитывал. Однако Рихтгофен, похоже, решил действовать наверняка, или Манштейна уж слишком сильно задело за живое уничтожение «Доры». Как бы то ни было, в районе Судака береговую линию пересекли уже четыре ударных группы по сорок бомбардировщиков в каждой, а с аэродромов в северном Крыму все еще продолжали взлетать новые самолеты. В основном в налете участвовали пикировщики Ю-87, разбавленные небольшим количеством универсальных бомбардировщиков Ю-88. Истребительное прикрытие, как всегда, осуществляли «мессершмитты», и было их тоже весьма немало.
— «Крепость», здесь «Крейсер», — я снова вызвал штаб вице-адмирала Октябрьского, — Поднимайте в воздух все, что у вас есть. И с Херсонеса, и с кавказских аэродромов. Я буду наводить эскадрильи на цель по радио.
— «Крейсер», здесь «Крепость». Всё так плохо?
— Всё еще хуже. В воздухе уже около двух сотен немецких бомбардировщиков, и, похоже, это далеко не все. Первые ударные группы настигнут эскадру через пятнадцать минут. Из Новороссийска уже идет им навстречу полк Кудрявцева в полном составе — его самолеты были в самой высокой степени готовности. Еще минут через двадцать к ним начнут присоединяться истребители Крымского фронта и машины, переброшенные из центральных районов Советского Союза. Но без ваших самолетов нам не справиться.