Камеристка - читать онлайн книгу. Автор: Карла Вайганд cтр.№ 57

Сосед привел жандармов. Несмотря на протесты женщины, они вошли в ее жилище. От увиденного у них в жилах застыла кровь.

Несколько дней назад она убила и свою шестилетнюю дочь. Кастрюля с кусками мяса и овощами кипела на плите.

Из шести детей остались только двухлетняя Луиза и грудной малыш. Обоих поместили в сиротский приют. На вопросы суда женщина призналась, что задушила всех четверых детей, разрезала на куски и варила, чтобы не умереть с голоду. В подвале жандармы обнаружили бочку с засоленными кусками трупов.

Череда убийств началась со старшего сына Жана. Женщина боялась, что он воспротивится убийствам младших братьев и сестер.

— Кроме того, от старших детей пользы было больше, а я надеялась, что голод когда-нибудь закончится и мне не придется жертвовать младшими.

Это чудовище, а не мать, приговорили к смерти.

«Друг народа» использовал этот кошмарный случай для того, чтобы настроить людей против неспособного и никчемного правительства.

12 июня душа народа снова закипела, когда стало известно, что «героя», банкира Жака Неккера, король снова лишил поста. Уже с рассвета смутьяны маршировали по узким улочкам. К тому же некоторые глупцы распустили слухи, будто король приказал убить всех членов собрания.

В качестве доказательства чудовищного утверждения, что монарх задумал что-то дурное в отношении народа, говорили о присутствии гусар и драгун на площади Людовика XV и швейцарских гвардейцев, которые стояли в боевой готовности у своих орудий на Елисейских Полях.

Как рассказал мне позже лакей графини Монморанси Флорентен, в Пале-Рояле некий Камиль Демулен, молодой адвокат и коллега Жоржа Дантона, произнес захватывающую подстрекательскую речь. Он упрекал парижан в трусости.

— Вы заслуживаете того, чтобы тираны порабощали вас, — страстно кричал он, — потому что ни у одного из вас не хватает мужества выступить в защиту прав, дарованных вам от природы. Вас можно истязать до крови, а вы все будете благодарно целовать тирану ноги. Станете и дальше вести себя так трусливо, как полагается только рабам, с вами всегда будут обращаться как с рабами, а не со свободными людьми.

Как рассказывал Флорентен, молодому демагогу ответили бешеными аплодисментами и криками «За оружие, граждане» и «Речь идет о нашей чести, братья». Нисколько не думая о присутствующих солдатах, бушующая толпа двинулась по садам Тюильри. Солдаты даже не мешали им.

— Но вдруг стало опасно, — продолжал Флорентен свой рассказ. — Появился полк немецких солдат под предводительством принца фон Ламбеска, дальнего родственника королевы.

Когда он вытащил свою саблю, двинул свою лошадь вперед, бесцеремонно прокладывая себе дорогу в кричащей толпе, топча женщин и детей, и убил гвардейца, примкнувшего к протестующим, на мгновение чернь отступила.

О том, что было дальше, я узнала от папаши Сигонье.

— Стычка продолжалась до захода солнца. Прислали бы подкрепление королевским немцам, они победили бы восставших. Но они были предоставлены сами себе. Когда стемнело, восставшие получили подкрепление, и немцам пришлось отступить.

Наконец-то вмешался король, заявив, что не потерпит, чтобы пролилась кровь французских граждан. Вопреки разуму он снова вывел войска из столицы. Так его величество хотел продемонстрировать свои мирные намерения.

— Мария-Антуанетта рвет и мечет, — волновалась мадам Франсина. — И я не могу ее за это винить. Король мог бы, если бы захотел, покончить со всем этим хаосом, но по каким-то непонятным причинам он этого не делает.

Десятки тысяч солдат все еще окружали парижские предместья; полки стояли наготове. И поскольку все об этом знали, то многие граждане верили в уловку монарха. Но никто всерьез не воспринимал, что Людовик потерпит по отношению к себе такие провокации.

Далее было необходимо, чтобы все вооружились, потому что если король из мести прикажет начать резню, народ не хотел быть беззащитным.

Рабочие — многие из них от голода и слабости едва ходили — собирались в предместьях и рассказывали жуткие истории о свирепом немце Ламбеске и его кровожадных солдатах. Это подогрело ослабевший боевой дух, и люди снова начинали сжигать ненавистные барьеры.

Потом грабили мастерские оружейников и лавки с оружием. Теперь на сторону восставших переходили даже французские гвардейцы. Ситуация грозила полностью выйти из-под контроля.

— Правительство утратило всякую власть над бушующей толпой, — поведал мне позже Флорентен. — Мне повезло, что никто не узнал во мне лакея графини Монморанси, иначе меня разорвали бы на части. В тот день я переоделся рабочим.

Граф д'Артуа, ломая руки, просил своего брата наконец показать железный кулак.

— Ваша сдержанность, сир, ободряет бунтовщиков и анархистов.

На это король холодно сказал:

— Я все хорошо обдумал. Оказать сейчас сопротивление — значит подвергнуть монархию ненужной опасности. Мы, возможно, потеряли бы тогда все. Наши войска покинут Париж — так мы больше не будем провоцировать их. Я предприму более осторожные меры. Не говорите мне больше о применении силы. Я хочу выждать, пока пробудятся люди, исполненные доброй воли и любви к своему королю.

Это прозвучало очень благородно, но оказалось ужасной ошибкой. Граждане ободрились, так как никакие войска не вступали в бунтующий город, но, с другой стороны, хотели быть готовыми ко всему. Это снова привело к грабежам лавок и зерновых складов. Собирали все съедобное или то, что могло бы послужить оружием.

14 июля прошел слух, что готовится наступление солдат на Париж. В мгновение ока граждане соорудили баррикады. Рассчитывали на уличные бои и все парижане, в том числе и женщины. Они собрались перед Домом инвалидов и выдвинули дежурному губернатору дерзкое требование выдать им все имеющееся у него оружие.

Тот, будучи верным слугой своего короля, возмущенно отказался подчиниться давлению черни. Очевидно, он еще не понял всей серьезности положения. Возбужденная толпа, недолго думая, силой ворвалась внутрь. Охрана даже не сопротивлялась.

Граждане разграбили подвалы Дома инвалидов, взяли двадцать восемь тысяч мушкетов и десять пушек. Бунтовщики ликовали. Но не было патронов и пороха.

Сразу за рынком на площади д'Алинье находится улица Теофиля Русселя, и здесь стоит гостиница «Барон Руж», в которой 14 июля был дан сигнал к штурму Бастилии. Подстрекателем был Жорж Дантон.

В этом квартале волнения начались уже давно.

Причиной могло быть то, что ремесленники здесь, на окраине старого центра города, не подчинялись строгим порядкам гильдии. Форбур Сент-Антуан, связывающая площадь Бастилии и площадь Нации, в поздние времена старого режима считалась рассадником революционных идей. Многочисленные запутанные и переходящие один в другой дворы представляли отличное убежище для зачинщиков беспорядков.