Наверно, у папы завтра утром будет похмелье.
Сегодня утром.
Каковы шансы, что мы на рассвете пойдем на пляж запускать змея?
Большой жирный ноль.
– Ветер с юга! – Папа вынужден был кричать. – Он дует из Нормандии, через Ла-Манш, прямо в эти утесы, и алле-гоп, вот тебе восходящий поток! Для змеев – лучше не придумать!
– Отлично! – тоже закричал я в ответ.
– Дыши глубже! Полезно от сенной лихорадки! В морском воздухе полно озона!
Он захапал бечевку от змея, так что я взял еще один теплый пончик с вареньем.
– Подкрепление морального духа в войсках?
Я улыбнулся в ответ. Классно вставать на рассвете! Рыжий сеттер гонял призрачных собак по кромке волн, плюхающихся брюхом о берег. Навозные кучи сланца сползали с утесов, стоящих вдали, в направлении Чармута. Мутные облака, словно веки, прикрывали восход, но сегодня было в тыщу раз ветреней, чем вчера, и куда лучше для запуска змея.
Папа что-то прокричал.
– Что?
– Змей! Фон сливается с облаками! И все вместе выглядит, как будто один дракон там летает! Какого красавца ты выбрал! Смотри, я научился делать двойную петлю! – Такой улыбки я никогда не видел у папы на фотографиях. – Он царит в небе!
Он подобрался поближе, чтобы не так кричать:
– Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, мой папа возил меня на залив Моркам, это рядом с Грейндж-овер-Сэндз, и мы там запускали змеев. В те времена делали их сами… Бамбук, бумага, бечевка, а хвост из крышечек от молочных бутылок…
– Ты мне, – Вешатель не пропустил «покажешь», – меня научишь когда-нибудь?
– Конечно. Эй! А ты умеешь посылать телеграмму со змеем?
– Нет.
– Ага! Ну-ка подержи его…
Папа отдал мне бечевку и достал ручку из кармана куртки. Потом вытащил золотую бумажку из сигаретной пачки. Ему было не на что опереться, так что я встал рядом с ним на одно колено, словно сквайр, которого посвящают в рыцарское звание, и он разложил бумагу у меня на спине.
– Так какое послание мы отправим в небеса?
– «Мама и Джулия, жалко, что вас тут нет».
– Как скажешь. – Папа надавливал ручкой, так что я чувствовал каждую букву спиной прямо через одежду. – Ну, вставай.
Папа обернул золотую бумажку вокруг бечевки змея, как проволочку, которой закручивают пакетик с сэндвичами.
– Повибрируй бечевкой. Вот так. Вверх-вниз.
Телеграмма поехала вверх по бечевке, вопреки тяготению. Скоро она скрылась из виду. Но я знал, что послание попадет куда надо.
– Lytoceras fimbriatum.
Я заморгал, глядя на папу и не понимая, что это он такое сказал. Мы отошли в сторону, чтобы не мешать одышливому владельцу лавки окаменелостей выволакивать наружу рекламную стойку.
– Lytoceras fimbriatum. – Папa кивнул на спиральную окаменелость, которую я держал в руках. – Это латинское название. Семейство аммонитов. Их легко отличить по близко посаженным ребрам, между которыми время от времени попадаются очень толстые…
– Верно! – Я разглядел крохотную этикетку на полке. – Ly-to-ce-ras…
– Fimbriatum. Подумать только, я не ошибся.
– А откуда ты знаешь про окаменелости и латинские названия?
– Мой папа был охотником за камнями. Он позволял мне вносить в каталог его находки. Но только если я как следует выучу их названия. Я, конечно, все перезабыл, но у папы был огромный Lytoceras. Вот название и застряло у меня в памяти.
– Что такое «охотник за камнями»?
– Геолог-любитель. Каждые выходные он под тем или иным предлогом отправлялся на охоту за окаменелостями. У него был маленький геологический молоточек, – по-моему, он у меня до сих пор где-то валяется. Некоторые образцы, которые он привез с Кипра и из Индии, сейчас хранятся в Ланкастерском музее. Были там, когда я последний раз проверял.
– А я и не знал. – Окаменелость легла в мои подставленные ковшиком ладони. – Они редкие?
– Не особенно. Хотя этот неплохой.
– А сколько ему лет?
– Сто пятьдесят миллионов, где-то так. Для аммонитов – практически молокосос. А хочешь, мы его для тебя купим?
– А можно?!
– Разве он тебе не нравится?
– Очень нравится!
– Значит, это будет твоя первая окаменелость. Сувенир, полезный в образовательном плане.
Спирали когда-нибудь кончаются? Или только становятся такими крохотными, что глаз не может их различить?
Чайки рылись в мусорных урнах рядом с «Капитаном Шалопаем». Я шел, не сводя глаз со своего аммонита, когда из ниоткуда высунулся локоть и от удара моя голова отлетела назад, как на петлях.
– Джейсон! – закричал папа. – Смотри, куда идешь!
Мой нос вибрировал болью, словно гонг. Я хотел чихнуть, но не мог.
Бегун потер локоть.
– Ничего, Майк, я выживу. Вертолет Красного Креста можно не вызывать.
– Крейг! Боже милостивый!
– Да, вышел подзарядиться энергией. А этот электромобиль в человеческом образе, похоже, твой?
– Угадал с одного раза! Это Джейсон, мой младшенький.
Единственный Крейг, которого знает папа, – это Крейг Солт. Загорелый мужчина вполне соответствовал тому, что я слышал о нем раньше.
– Если бы я был грузовиком, юноша, от тебя осталось бы мокрое место.
– Сюда грузовики не пускают. – Из-за разбитого носа я трубил, как слоненок. – Это пешеходная дорожка.
– Джейсон! – Папа здесь и папа в лавке окаменелостей явно были двумя разными людьми. – Немедленно извинись перед мистером Солтом! Если бы он из-за тебя споткнулся, то мог бы получить серьезную травму.
«Пни этого козла в щиколотку хорошенько», – сказал Нерожденный Близнец.
– Извините меня, мистер Солт. – Козел.
– Я тебя прощаю, Джейсон, но тысячи на моем месте не простили бы. А что это у тебя? Никак мы окаменелости собираем? Можно? – Крейг Солт без церемоний забрал у меня аммонит. – Неплохой трилобит. С одной стороны поврежден червями. Но неплохой.
– Это не трилобит. Это Ly-to… – Вешатель перехватил «Lytoceras» на полуслове. – Это вроде аммонита, да, папа?
Папа прятал глаза:
– Джейсон, раз мистер Солт совершенно уверен…
– Мистер Солт абсолютно уверен! – Крейг Солт плюхнул аммонит обратно мне в руки.
Папа только выдавил из себя жалкую улыбочку.
– Если тебе продали эту штуку не как трилобита, можешь подать на них в суд. Мы с Майком знаем неплохого адвоката, да, Майк? Ну что ж. Мне надо накрутить еще милю-другую до завтрака. Потом – обратно в Пул. Проверить, не потопили ли еще мои домашние яхту.