– Вы вроде бы пришли в себя, а то совсем было побледнели.
– Море порой меня утомляет.
Джованни встал и робко попросил, указав на террасу:
– Если позволите, я выйду покурить.
Он вышел на воздух и закурил. Я присоединилась к нему.
– Ваша? – спросил он, указав на куклу, словно намеревался сказать что-то умное и хотел выиграть время, чтобы собраться с мыслями.
Я кивнула.
– Ее зовут Мина. Это мой талисман.
Он поднял было куклу, но, оторопев, посадил обратно на стол.
– У нее внутри вода.
Я ничего не сказала – просто не знала, что сказать. Джованни посмотрел на меня с подозрением, словно его на секунду что-то встревожило, и спросил:
– Вы слышали о бедной малышке, у которой украли куклу?
Глава 21
Я заставила себя сесть за книги и проработала большую часть ночи. Еще в подростковом возрасте я научилась быть очень дисциплинированной: гнала от себя посторонние мысли, старалась заглушить боль и унижение, спрятать тревогу в дальнем уголке мозга.
Закончила около четырех часов утра. У меня снова заболела спина – там, куда попала шишка. Я проспала до девяти, потом позавтракала на террасе с видом на море, трепещущее от ветра. Нани я оставила под открытым небом: она сидела на столе в мокром платье. На долю секунды мне показалось, что она пошевелила губами и показала мне кончик красного языка, словно поддразнивая.
Я не хотела идти на пляж, даже из дома выходить не хотела. Меня приводила в уныние сама мысль о том, что придется пройти мимо бара и увидеть Джованни, занятого светской беседой со своими сверстниками, а между тем я понимала, что нужно срочно решать проблему с куклой. Я грустно смотрела на Нани, гладя ее по щеке. Недовольство тем, что я должна отдать ее, не только не уменьшилось, а наоборот, возросло. Я была в смятении, и порой мне казалось, что Элена может обойтись без этой куклы, а я – нет. Правда, я проявила легкомыслие и позволила Джованни войти в дом, не позаботившись спрятать Нани. Мне впервые пришло в голову прервать отпуск, уехать сегодня или завтра. Но я тут же посмеялась над собой: надо же, как меня занесло – планирую побег, как будто украла ребенка, а не игрушку. Я убрала со стола, умылась, тщательно накрасилась. Надела красивое платье и вышла из дома.
В городке шумела ярмарка. Площадь, набережная, боковые улицы превратились в лабиринт лавочек, там проезд машин был закрыт, зато на окраинах движение стало оживленным, как в мегаполисе. Я смешалась с толпой, состоявшей преимущественно из женщин, которые копались в грудах разнообразных товаров. Тут были платья, куртки, пальто, плащи, головные уборы, обувь, безделушки, всевозможные бытовые приборы, настоящие и фальшивые антикварные вещицы, зелень, сыры и салями, овощи и фрукты, грубо намалеванные картины на морские темы, флаконы с чудодейственными травяными снадобьями. Я люблю такие ярмарки, особенно прилавки с ношеной одеждой и поделками современных мастеров. Покупаю все подряд: старые платья, свитеры и брюки, серьги, броши и другие украшения. Я остановилась и принялась рассматривать хрустальное пресс-папье, затем старинный утюг, театральный бинокль, металлическую фигурку морского конька, неаполитанскую кофеварку. Я держала в руках длинную сверкающую булавку с заточенным острием и изящной головкой из черного янтаря, когда зазвонил мобильник. Дочери, подумала я, хотя в такой час это маловероятно. Я посмотрела на экран, никакое имя на нем не высветилось, но номер показался мне знакомым. Я ответила.
– Синьора Леда?
– Да.
– Я мать той девочки, у которой пропала кукла, та, что…
Я удивилась, ощутила легкое беспокойство, смешанное с удовольствием: сердце у меня подпрыгнуло от радости.
– Привет, Нина.
– Я хотела проверить, ваш ли это номер.
– Да, мой.
– Я видела его вчера, в сосновом лесу.
– Я тоже видела.
– Я хотела бы поговорить с вами.
– Хорошо, скажите когда.
– Прямо сейчас.
– Сейчас я в городке, на ярмарке.
– Я знаю. Я шла за вами минут десять, но потом все равно потеряла из виду. Слишком много народу.
– Я рядом с фонтаном. Тут прилавок со старыми вещами, я стою около него и никуда не отойду.
Я прижала ладонь к груди, пытаясь унять сердцебиение. Я перекладывала вещи и рассматривала их, но скорее механически, без всякого интереса. Наконец заметила в толпе Нину, она везла в коляске Элену. Изредка женщина придерживала рукой подаренную мужем широкополую шляпу, чтобы ее не унесло порывом ветра.
– Доброе утро, – поздоровалась я с девочкой, которая с безразличным видом держала во рту соску. – Температуры уже нет?
Нина ответила за нее:
– С ней все в порядке, но она никак не успокоится, хочет вернуть свою куклу.
Элена вынула изо рта соску и сообщила:
– Ей нужно пить лекарство.
– Нани больна?
– У нее в животе ребенок.
Я растерянно посмотрела на нее:
– И что же, ее ребенок болен?
Нина вмешалась с легким смущенным смешком:
– Это такая игра. Моя золовка принимает таблетки и делает вид, будто дает их и кукле.
– Так Нани тоже беременна?
Нина пояснила:
– Она решила, что и ее тетя и кукла обе ждут ребенка. Да, Элена?
Дунул ветер, у Нины слетела шляпа, и я подхватила ее. Волосы у Нины были подобраны кверху, и оттого ее лицо казалось еще красивее.
– Спасибо. Когда ветер, она всегда слетает.
– Погодите-ка, – сказала я.
Аккуратно надела ей шляпу и приколола к волосам с помощью длинной булавки с янтарной головкой.
– Ну вот, теперь она никуда не денется. Но будьте осторожны, дома продезинфицируйте булавку, а то вдруг девочка возьмет ее и поцарапается.
Я спросила у продавца, сколько стоит булавка. Нина хотела заплатить сама, но я не позволила:
– Это такая мелочь!
Мы перешли на “ты”, я сама ее об этом попросила, сначала она отказывалась, говорила, что ей неловко, потом уступила. Пожаловалась, что последние дни выдались очень трудными, дочка была просто невыносима.
– А ну-ка, малышка, отдай мне эту соску, – сказала она. – И не смотри так сердито на Леду.
Нина взволнованно заговорила о дочери. Сказала, что Элена, с тех пор как потеряла куклу, как будто деградировала – постоянно просится на руки или требует возить ее в коляске и в довершение всего опять сосет соску. Нина то и дело озиралась, как будто искала более укромное место, и в конце концов покатила коляску в сторону садов. Вздохнув с облегчением, сообщила, что и вправду очень устала, напирая на слово устала и давая понять, что имеет в виду не только физическую усталость. Потом неожиданно расхохоталась, но я поняла, что смеется она не от радости, что это нервный смех.