На лице Эллиса действительно застыло удивление. Но к нему примешивалось сопереживание, без всякого намека на осуждение.
Он снова кинул взгляд на гастроном:
– Чудесный паренек ваш сын!
Молодая женщина озябла от дождя и обхватила себя руками за талию. Она перестала быть хозяйкой положения. Хотя, возможно, и никогда ею не была.
– Спасибо вам.
Они немного помолчали, а потом Эллис спросил:
– А давно вы узнали про снимок?
– Давно. – Лили не любила изъясняться туманно. – После того, как вы тогда обратились ко мне, я не могла избавиться от ощущения, будто вас что-то беспокоило. В конце концов я пристальней вгляделась в фотографию. Ту, что была напечатана в газете.
– Но никому ничего не сказали, – предположил Эллис.
Лили помотала головой.
– Нет, не сказала. Вы написали хороший очерк. Достойный, чтобы его прочитали.
Возможно, подсознательно она поступила так и по другой причине: она ведь тоже пошла на компромисс, чтобы добиться желаемого.
Теперь Лили осознала свое ханжество. Она не имела права судить Эллиса (его роль в их размолвке не в счет).
– Как бы там ни было, все это в прошлом. И вам нет причин переживать о том, что было сделано.
При этих словах Эллис отвернулся и снова принялся теребить поля своей шляпы. Что-то было не так!
– Эллис, в чем дело?
Страх пронзил Лили насквозь еще до того, как парень открыл рот. Каждое слово, каждая воображаемая сцена наполняли воздух опустошением от того, что случилось в реальности.
Опустевший дом.
Рассказ почтальона.
Последствия одного щелчка затвора. Как круги на потревоженной воде.
Переваривая услышанное, Лили заметила образовавшуюся на улице лужу. Небо потемнело, дождь усилился. А всяких думок и эмоций было слишком много, чтобы осмыслить их все разом. Когда Лили подняла глаза, Эллис уже снова повернулся к ней. Его глаза были затуманены. Из-за непогоды или чувств – Лили не поняла. Но заподозрила, что из-за того и другого.
Им следовало все выяснить. Обязательно. Но не на улице, не под дождем.
– Пойдемте внутрь, – сказала мягко Лили. Не уверенная, что Эллис ее услышал, пока он не закрыл дверцу машины и не последовал за ней.
* * *
Напряжение висело над столом почти весь ужин. Родители стойко отмалчивались. Не помогло и то, что Лили с Эллисом, хоть уже обтершиеся и обсохшие, продолжали напоминать дворняг из подворотни.
Обстановку не сумели разрешить даже рисунки Сэмюэла, запечатлевшие их семью, пирожные и лучи солнца и развешенные на зеленовато-голубых стенах.
Мать Лили сама предложила остаться Эллису на ужин. Правда, судя по ее тону, приглашение было сделано, скорее, из вежливости. Если Лили в этом и усомнилась поначалу, то теперь не сомневалась: достаточно было посмотреть на оба конца стола, где ее родители источали не только подозрительность, но и неудовольствие. Растеряв от этого обычное очарование, «сладкая парочка» трансформировалась в грозных, немых сфинксов, оберегающих свое сокровище. А то, что Эллис сел напротив Лили и Сэмюэла, на стул, обычно отводившийся Клейтону, только еще больше накалило атмосферу.
К чести Эллиса, он, несмотря на все свои проблемы, демонстрировал невероятное дружелюбие и миролюбие. В поисках темы для разговора Лили рассказала ему о том, что ее мать сама, вручную, расписала маленьких кроликов на керамическом блюде для мясного рулета (кролики очень нравились Сэмюэлу). И Эллис не преминул высказать миссис Палмер целых два комплимента – похвалив и блюдо, и рулет. Но за оба он удостоился лишь краткого «спасибо» сквозь зубы.
Усилия Лили вовлечь в беседу отца тоже не увенчались успехом. Пара фраз о бейсболе лишь подвигли его поинтересоваться у Эллиса: «Вы болеете за «Янкиз»?» А его вызывающий тон не вселил уверенности, что правильным ответом будет «Да».
Лили напряглась, когда Эллис оторвался от еды:
– К сожалению, я слишком занят в последнее время, чтобы следить за играми. Но я слышал, у них в этом году сильный состав. – Дипломатичность ответа не оставила сомнений: если Эллис и болел за какую-то команду, то точно не за «Янкиз». И чуткий отцовский сенсор это уловил.
Но прежде чем Лили вмешалась, Эллис быстро обратился к Сэмюэлу:
– Значит, тебе нравятся зайчики?
Мальчик, всегда нерасположенный к незнакомцам, только потупил глаза и стал молча ковыряться вилкой в своем картофельном пюре.
Лили подбодрила его:
– Малыш, будь вежливым и ответь мистеру Риду.
Сэмюэл ограничился вымученным кивком.
Лили встретилась глазами с Эллисом, принося ему бессловесное извинение (своим приглашением она вовсе не хотела отяготить его проблемы). Но его губы согрела сдержанная улыбка. Едва поведя головой, Эллис показал: не стоит беспокоиться. И ужин продолжился в необыкновенно «уютной» атмосфере. Дождевая капель и периодические раскаты грома обеспечивали им временную передышку, пока Сэмюэл не издал смешок.
Лили бросила на сына строгий взгляд и только потом проследила за его глазами. Мальчик смотрел на длинноухого кролика, в которого превратилась льняная салфетка. Как искусный кукловод, Эллис заставил его прыгнуть в салатницу с глазированной морковью. Приземлившись на нее, ушастый остановился и пошевелил носом. Сэмюэл снова прыснул со смеху, и напряжение в комнате чуть спало. Даже родители Лили не смогли скрыть приятного удивления; радость их внука оказалась заразной.
И только его интерес начал иссякать, как Эллис спросил:
– А черепахи тебе нравятся?
На этот раз Сэмюэл кивнул со всем пылом, и Эллис продолжил творить чудеса. Он складывал, подворачивал и дергал салфетку, пока кролик не превратился в панцирное существо. Черепашка проползла по краешку стола под заливистый смех Сэмюэла. А потом мальчик уже сам попросил Эллиса сделать птичку. Эллис с радостью согласился, явно позабыв на миг про груз, отягощавший его сердце.
Лили на минутку выскользнула из комнаты – подать на стол свой пирог с ревенем, который Эллис расхвалил на все лады, хотя шансов попробовать его у парня не осталось. Он едва успевал выполнять все новые и новые пожелания.
Одно поступило даже от отца Лили – по настоянию Сэмюэла.
Под конец ужина родители Лили не то чтобы отбросили свою настороженность, но вернулись в роли радушных хозяев. Мать даже предложила гостю заночевать у них из-за плохой погоды.
– Спасибо, – ответил Эллис, – но я и так уже злоупотребил вашим гостеприимством.
Но мать Лили цыкнула:
– Бессмысленно пускаться в путь, пока небезопасно. Лилиан, достань чистые простыни.
Лили поняла – это означало: застели софу. Затянувшееся пребывание у них в гостях Эллиса взволновало ее. И не по одной причине, а по многим. Но отправлять уставшего водителя в грозу действительно противоречило логике.