Оливер Лавинг - читать онлайн книгу. Автор: Стефан Мерил Блок cтр.№ 37

Ева повернула дверную ручку, нажала, дверь отворилась – и вот они опять все вместе. Лунный свет очерчивал силуэт кровати, отчего тело на ней казалось чем-то мифическим, немым оракулом, слепым прорицателем из древних легенд. Недавно купленная приютом кровать – механическое устройство, которое должно было препятствовать возникновению пролежней, – постанывала и вздыхала.

Ева нащупала металлический круг прикроватной лампы и, найдя выключатель, чуть не вскрикнула от возникшей перед ней картины. Лицо сына, лицо, на которое она смотрела каждый день, она теперь увидела заново – глазами Чарли. Поредевшие на макушке волосы, стиснутые напряженные челюсти, тяжелый подбородок, кожа как шелушащийся пергамент. Но потом в ярком и теплом свете лампочки глаза Оливера сделали то, что по-прежнему умели делать. Веки задрожали и приоткрылись – рефлекторно, как объяснял доктор, под действием нейронов рептильного мозга, но каждый раз Еве на долю секунды казалось, что это не так. Даже этим вечером казалось, что взгляд Оливера наконец встретится с ее взглядом.

– Оливер, – сказал Чарли, – это я.

За последние четыре дня Ева спала в общей сложности часов двенадцать, и все же, проводив Чарли в спальню, которую постаралась для него обустроить, – это была не настоящая спальня, конечно, просто четыре стены, лампочка без абажура на ящике и матрас, который Ева оптимистически эвакуировала из Зайенс-Пасчерз на маловероятный случай такого визита, – она заставляла себя не спать еще час после того, как затихли шарканье и скрип, доносившиеся из комнаты сына. За два бессонных часа, проведенные в доме, половину времени Ева думала о коробке на чердаке, как будто ее содержимое могло внезапно ворваться к ней в комнату. Сердце Евы, ее предательское сердце, билось сейчас не у нее в груди, а над головой в заветной коробке. Не то чтобы она знала, что делать с этой досадной пульсацией, но решила, что нужно навестить это сердце, убедиться, что замки надежно заперты. Так что Ева встала с постели и прокралась в ванную, переживая из-за каждого скрипа и хруста дешевого напольного покрытия под лысеющим ковролином. Потянула за веревку, открывая невидимый потолочный люк, и перед ней выпала складная лестница.

В семье, состоящей сплошь из мальчиков, невозможно сохранить рассудок без надлежащей дисциплины; и что бы там ни говорил Чарли, даже он не мог отрицать, что Ева прекрасно умела поддерживать порядок. Свой чердак – помещение с запахом сухой плесени и с клочьями розового утеплителя, торчащими изо всех щелей, – Ева аккуратно поделила на два равных отсека со множеством подразделений, где стояли пластиковые коробки. Левый отсек – Прошлое. Коробки, которые после переезда она не открывала ни разу, коробки с останками Зайенс-Пасчерз, выбросить которые ей не хватало духу. По большей части там хранились поблекшие техасские реликвии семейства Лавинг – все эти заржавленные ножи, выцветшие снимки предков Джеда и столько покрытых лаком рогов, черепов, бедренных костей и копыт, что хватило бы на целое стадо. Еве никогда не было никакого проку от этих коробок, но она была рада, что притащила весь этот хлам в «Звезду пустыни»: по крайней мере, теперь здесь что-то отвлекало ее от важнейшей коробки, которая стояла в другом отсеке и символизировала Будущее.

Не реальное будущее. Ева понимала это, понимала ясно. Всего лишь будущее сына, на которое все еще надеялись ее руки. Почему-то Ева испытала облегчение, увидев, что все эти вещи – целая лавина дешевых электронных устройств и DVD-дисков, подарочные издания научной фантастики и фэнтези, обернутые в пленку канцелярские наборы, сотня авторучек, несколько неношеных и устаревших предметов одежды – лежали ровно так, как она их оставила: в коробке, запертой на два замка. Но потом Еве пришло в голову, что эти замки – так же как и бросающаяся в глаза обособленность коробки – не помешают никому, не помешают Чарли обнаружить ее краденые сокровища, а, напротив, привлекут внимание, если ее любопытный сын будет любопытничать и дальше. И Ева, стиснув зубы, принялась погребать Будущее под Прошлым. Спустя десять минут, когда одна коробка была укомплектована, прогнувшийся под ней деревянный пол издал жуткий гул, и Ева запаниковала. Словно девчонка, которая вернулась домой позже положенного, она побежала к себе в комнату и осторожно закрыла дверь, надеясь, что сын ничего не услышал.

Улегшись в постель, Ева проверила телефон, прежде чем выключить свет, и обнаружила целую вереницу сообщений с незнакомых номеров. «Вашу мать», – шепотом выругалась она, хотя едва ли была удивлена. В таких местах, как Биг-Бенд, где изменения происходят раз в миллион лет, любая интересная новость распространяется по сухой жесткой земле, словно ливневый паводок. Неизвестные номера смутили бы Еву, если бы ей не довелось уже один раз стоять там – с завязанными глазами под винтовками журналистских вопросов. Вечером пятнадцатого ноября Ева из мало кому интересной женщины превратилась в развлекательное зрелище; на протяжении недели или двух после она стала чем-то вроде трагической актрисы, выходящей на сцену каждый раз, когда оказывалась на парковке возле больницы, – и к ней тут же слетались электронные стервятники, информационные падальщики, которые питаются человеческими слезами.

Ева не знала, кто рассказал журналистам о последнем обследовании Оливера, и, глядя на все эти номера, она по-прежнему не питала никаких теплых чувств к репортерам, которых теперь интересовала не трагедия ее семьи, а поразительная новость, выболтанная каким-то сплетником из приюта Крокетта. Мир всегда рад проведать о новой жестокости, и одна из самых жестоких вещей заключалась в том, что Ева была так бесконечно одинока, когда нуждалась в помощи, но при этом те аспекты ее жизни, которые она желала скрыть, оказывались выставлены на всеобщее обозрение.

На самом деле были вещи, которые Ева скрывала от всех, даже от мальчика, которому предоставила почти неограниченный доступ к своему внутреннему миру. Она не рассказала Оливеру, и уж тем более Чарли, о печальном заключении, вынесенном Марго Страут после ее первого дня работы у четвертой койки, как не рассказала и о своей странной беседе с доктором Рамблом.

– Можете зайти на минутку ко мне в кабинет? – Доктор Рамбл ошивался в коридоре возле двери в палату Оливера; казалось, он поджидал Еву. Он даже ухватил ее за рукав блузки, словно намереваясь в случае необходимости потащить ее в кабинет силком. И там, среди кактусов в горшках и винтажных френологических скульптур, доктор Рамбл даже не стал садиться в кресло. Он заговорил с Евой в уголке, торопливым шепотом, словно боясь, что помещение прослушивают.

– Чтобы не было никакого недопонимания: я говорил вам обратиться за сторонней консультацией. Много лет назад. Помните? Я говорил. Дело обстояло именно так.

– Именно так? – переспросила Ева. – Дело обстояло вот так: вы девять с половиной лет говорили мне, что шансов нет. Что Оливер все равно что умер. И я единственный человек, который думал по-другому.

Доктор Фрэнк Рамбл был старым болтливым техасцем, созданным для того, чтобы сидеть на веранде и размышлять о прошлом над стаканчиком виски. Унылый, опасливый человек, он вел себя так, словно дело его жизни осталось далеко позади. Но Ева не испытала ожидаемого удовольствия, видя, как перепуган этот отживший свое халтурщик, тюремный надзиратель ее сына. Его ужас смутил ее.