- Да, конечно, заботится. Но ведь он не может быть с нами постоянно, у него своя жизнь. А тут…
- Ты этого очень хочешь, мама? – прервал её Саша.
- Да, - кивнула она.
- Тогда пусть будет так, - тихо и внешне совершенно спокойно сказал одиннадцатилетний мужчина, - пусть у нас снова будет семья. Если ты так хочешь…
Москва, 80 - 90-е годы XX века. Александр Эмерих (2)
Но семьи не получилось. Саша даже так никогда и не увидел мамину «любовь». Он не знал, почему мама так и не привела своего нового мужа в их квартиру. Она не объяснила, а он не спрашивал.
Вместо этого мама всё чаще стала оставаться на ночь в Видном. Пока не переселилась туда почти насовсем. К сыну она приезжала раз в неделю, варила большую кастрюлю супа, готовила что-нибудь на второе, проверяла и подписывала дневник и давала денег на следующую неделю.
Так и вышло, что с одиннадцати с половиной лет он практически жил один. Сам вёл немудрёное своё хозяйство, сам заводил по вечерам будильник, призванный поднимать его на учёбу, сам желал себе спокойной ночи. Папа сначала пытался что-то изменить, звал Сашу жить к себе, в свою новую семью, переехавшую из общежития в просторную квартиру. Но мальчик, наделённый гипертрофированным умением понимать и жалеть, отказался и продолжил жить сам по себе.
И вот тут-то началось то, что, по мнению Антонины Сергеевны, характеризовало Сашу Эмериха как человека незаурядного, с детства наделённого сильной волей, удивительной чистотой и невероятной жизнеспособностью.
В таких неправильных, ненормальных условиях мальчик, плавно входивший в сложный подростковый возраст, не бросил школу, продолжил хорошо учиться, не попал ни в какую дурную компанию, не стал водить в пустую квартиру одноклассников, не закурил, не запил и много ещё чего «не». В общем, остался настолько духовно и нравственно здоровым, насколько вообще было возможно в той ситуации. Много о чём догадывающиеся соседи только удивлённо качали головами у него за спиной и пытались хоть как-то облегчить жизнь сироте при живых родителях. Саша не дерзил, не хамил, но от помощи почти всегда вежливо и решительно отказывался, чем повергал окружающих в ещё больший шок.
Вот таким образом он как-то сумел окончить школу и поступить в институт. Да ещё не в какой-нибудь, а в медицинский. Соседи, узнав об этом, окончательно уверовали в необычность Саши и буквально с первых дней его учёбы стройными рядами стали ходить к нему за любой врачебной помощью: от измерения давления до диагностики в самых разных случаях. Саша никому не отказывал.
Учился он так, как дано учиться только людям, нашедшим своё призвание. Все годы учёбы его сопровождал эпитет не «хороший», не «прекрасный» и даже не «замечательный», а только «блестящий». При этом его любили и преподаватели, и однокашники. Теперь у него появилось много друзей и знакомых, но всё равно ему очень не хватало ощущения семьи, дома. В свою не слишком уютную квартиру он никогда не рвался, использовал её исключительно для ночлега, а сам целыми днями пропадал в институте.
Но потом в его жизни возникла Татьяна. Ничего удивительного или необыкновенного в её появлении не было. Всё очень просто, даже буднично: их познакомили друзья. На тот момент обоим было по двадцать шесть лет. Татьяна больше всего на свете хотела замуж. И даже не скрывала этого. Вот её и позвали в компанию с целью познакомить с холостым и во всех смыслах положительным Эмерихом.
Никакой такой «химии» или любви с первого взгляда между ними сначала не возникло. Просто познакомились два человека, решивших, что им пора заводить семьи. Познакомились и принялись срочно навёрстывать упущенное. Они и встречались-то меньше полугода, а потом довольно неожиданно для всех сыграли скромную свадьбу.
И у Саши вдруг снова появилась семья. Крохотная, но настоящая. Во всяком случае, ему так тогда показалось. И он был в этом убеждён до того самого дня, когда пришёл домой и в тёмной пустой квартире обнаружил рыдающего сына.
Таня оказалась неплохой девчонкой, весёлой и не слишком капризной. Она с удовольствием принялась обустраивать их уже общую двушку на окраине. Саше, тогда уезжавшему на стажировку в Питер и вернувшемуся в свежеотремонтированное «семейное гнёздышко», результат не слишком понравился. Его удивила огромная разлапистая люстра с пропеллером, купленная молодой женой, и повергли в уныние тёмно-зелёные обои с крупным рисунком, сделавшие небольшие комнаты и вовсе маленькими и мрачными. Но Татьяна была так рада, так горда плодом своих трудов, что он промолчал, решив не придираться. Только повёл подбородком в сторону люстры, украшенной длиннющими лопастями, и, стараясь не выдать обуревавшие его чувства, поинтересовался:
- Это что?
- Вентилятор, - радостно объяснила молодая жена, - сейчас такие в моде. А потом, представь, как удобно: в жару включил, и, пожалуйста, - ветерок.
- Удобно… да… - пробормотал Саша и с усилием отвёл взгляд от кошмарного гибрида светильника и вертолёта.
На этом все обсуждения ремонта закончились. Саша хотел семью, получил, наконец, и был полон решимости сберечь её. Не смотря ни на что. И никакие вертолёты, прикидывающиеся светильниками, ему в этом помешать не могли.
Москва, август 2002 года. Ангелина Валдайцева (1)
Папка с документами пухла, бумажек становилось всё больше. Августовским вечером Ангелина пришла в опорный пункт милиции к их участковому, которого до этого видела только один раз, пару лет назад. Толстый одышливый дядька с багровым лицом показался ей тогда человеком малоприятным, и теперь она не знала, как он примет её. Капитан посмотрел на посетительницу красными усталыми глазами, равнодушно взял из её рук запрос, мазнул по нему взглядом и вдруг хорошо, по-доброму улыбнулся:
- Усыновляете, значит?
- Да, - кивнула не ожидавшая такого приёма Ангелина.
- Приходите через недельку, всё будет готово…
- Спасибо! Большое спасибо! – Ангелина, начитавшаяся в интернете страшных историй про то, как справки из милиции будущие усыновители не могли получить по месяцу, не веря своим ушам суетливо засобиралась, хватая то сумку, то зонт.
- Да нет, даже раньше… - подумав, сказал милиционер, - в четверг, да, в четверг приходите. До этого никак не успею, дел очень много. Но к четвергу обязательно сделаю.
Она бросила свои вещи, посмотрела на немолодого капитана, и, вспомнив листовку, висевшую в их подъезде, на которой она когда-то прочла имя и отчество участкового, тепло поблагодарила:
- Василий Алексеевич, спасибо вам…
Тот вдруг смутился и тихо ответил:
- Святое дело делаете, Бог вам в помощь…
Домой она летела, улыбаясь своим мыслям и вспоминая о славном, замученном жизнью и работой капитане, нашедшем для неё такие важные слова.
Ангелина разувалась в прихожей, когда грянул звонок телефона. Погружённая в свои мысли, она вздрогнула, дёрнулась и побежала на кухню, откуда доносилась трель.