– А это при чем?
– При том, что придает чувство моральной справедливости. И уверенности, что хоть и как бы незаконно, но вообще-то все по закону Божьему, что выше всех законов.
– Бесчинствующим, – согласился Тютюнников, – тоже нужны оправдания, даже перед собой!.. Когда человек как бы прав, он увереннее и наглее. И даже как бы вправе нагибать других, уча уму-разуму.
Карпов сказал весело:
– А чего на шефа поглядываешь? Нет, ты скажи!.. А то развелось намекивателей.
Тютюнников отшатнулся.
– На шефа?.. Ты меня так не подставляй. Шеф у нас теперь все. Икона! Мы все в труде на благо, а он с трубкой в руке у карты мира за усех нас думает и даже радеет!
Со спутников последнего поколения можно рассмотреть даже прыщики на лицах осаждающих небоскреб корпорации Мацанюка, где на том же этаже расположен международный финансовый центр, теперь опустевший, и научно-исследовательский центр, в котором разрабатывают чипы последнего поколения.
К небольшой группке, что начала ломать двери, подъехали три автобуса. Высыпали люди в защитной форме, то ли реальные солдаты, то ли удалось разграбить военный склад, теперь такое все чаще, почти у всех у руках короткоствольные автоматы.
Сердце мое сжалось, у ребят Сокола нет шансов. Неолуды с каждым днем сильнее, пополняются и ряды, и вооружение. Если раньше передвигались пешим ходом, то теперь даже по городу в большинстве на автомобилях, грузовиках и автобусах.
В тягостной тишине прозвучал прозрачный голос Сюзанны:
– Здание окружает очень большая толпа!.. Много просто зевак, но зеваки тоже любят ломать и грабить…
– Предупреди Сокола!
– Уже, – ответила она. – Забаррикадировались, занимают оборону. С оружием, которое вы настойчиво рекомендовали приобрести, ждут у окон.
– Надо им напомнить, – сказал я, – драться до последнего. Все равно всех убьют, даже если сдадутся. Толпа быстро звереет! Неужели мир не видит, во что вылилось вроде бы мирное начало цивилизованного протеста с митингами и шествиями?
По сети раздался голос Артема Тютюнникова:
– Для неолудов так проще: нет ученых – нет проблем.
– Знаю, – ответила Сюзанна. – Шеф это им уже говорил, у меня записано.
Я откинулся на спинку кресла, сказал как можно спокойнее, хотя внутри все колотится и дрожит как овечий хвост:
– Вызываю Сокола.
На экране вместо зрелища горящих зданий появилось крупное лицо Сокола, напряженное, с заострившимися скулами и глубоко очерченными лицевыми морщинами.
– А, Чайльд Гарольд… Как у вас?
– Терпимо, – ответил я коротко. – Сокол, оборону держать нужно, но вас в конце концов сломят. Тогда воспользуйся гиперлупом.
– Нам осталась пара недель, – сообщил он быстро, – Уже процесс сборки!
– Когда начнется штурм, – сказал я, – не жди, чем закончится, понятно?
Он сказал с мукой на лице:
– Но мои коллеги…
– Погибнут, – закончил я то, что он не мог выговорить. – Погибнешь и ты, если будешь играть в благородство. Но лучше, если успеешь вынести чип, это понятно?
– А что толку?
– Толку то, – отрезал я, – что спасешь самую ценную наработку двадцать первого века!..
– А потом?
– Суп с котом, – ответил я жестко. – Это приказ. Сейчас военное время, Сокол, а я исполняю обязанности директора нашего института!
Он ответил сдавленным голосом:
– Понял. Попытаюсь. Не уверен, что получится…
– А ты понимаешь, – спросил я с расстановкой, – что мы потеряем? Не только мы?
Он вздохнул, оглянулся и поспешно отключился, я только и успел услышать, как от окон его кабинета донеслись хлопки первых выстрелов.
Дважды я пробовал восстановить контакт, но Сокол с той стороны поставил блок. Дурак. Благородный дурак. Конечно, это красиво насчет «я вас не оставлю» и все такое, это в нас воспитывалось тысячи и тысячи лет, на этом укрепилась и возросла человеческая цивилизация, благородство и самопожертвование необходимы для выживания общества, но в данном случае это украсть у врага победу, если унести из лаборатории самое ценное!
Сюзанна не оставляет попытки пробиться через заслоны к Соколу или кому-то из его лаборатории, но сейчас защита выстроена на квантовой запутанности, пробиться через нее пока невозможно даже теоретически, если не стать только самим Богом.
Через два часа по новостям вскользь упомянули, что разгневанный бездействием властей народ разгромил наиболее совершенную лабораторию в научно-исследовательском центре, где разрабатывали чипы нового поколения. Тем самым демократические массы продолжают оказывать давление на правительство, чтобы распорядились свернуть программы по ускоренному переходу в новую и не до конца исследованную формацию.
Сердце мое оборвалось в пропасть. Все потеряно, Сокол и его сотрудники, не пожелавшие покинуть свои рабочие места, поплатились жизнями. Возвращаются Темные Века.
В мертвой тишине раздался голос Лаврова:
– Все?.. И наши разработки коту под хвост?
– Похоже, – ответил после паузы Южалин, – мои тоже. Все затачивалось под «Фемто-3».
Остальные молчали, и это становилось настолько тягостным, словно нас прижимает незримая плита весом с нейтронную звезду.
А в новостях уже гораздо подробнее и с радостным подъемом сообщают, что Гавел и Чучандр, прославившиеся отважным совокуплением прямо на людных улицах с животными в духе демократических ценностей, отправились в свадебное путешествие на Цейлон, захватив и любимую козу.
Карпов зло ругнулся, а Уткин сказал с тоской:
– Им и перекрытие дорог не помеха!.. Или таким, что и без мыла в жопу лезут, везде все открыто?..
– Неолуды их презирают, – буркнул Карпов, – но пока терпят в союзниках. А потом, конечно, брезгливо уничтожат. Это мы морщимся, но интеллигентно терпим, а неолуды из-за своей простоты народ честный.
– Что думают, – согласился Уткин, – то и говорят, а что говорят, то и делают… Шеф, что там у вас мигает, как бомба какая?
Я оглянулся: над дверью слабо поблескивает красный квадратик.
– Продолжайте работу, – велел я.
Экраны погасли, я выждал мгновение и сказал отчетливо:
– Сюзанна… прими меры.
– Да, шеф, – ответила она. – фотон не вырвется.
Дверь распахнулась, я вскочил из-за стола, спеша поддержать Сокола и Валентайна, оба в лохмотьях обгорелой одежды, от обоих несет огнем и пожаром, у Сокола кровь на щеке, а волосы слиплись в красную массу.
– Молодцы! – крикнул я. – Сейчас все устроим…
Они дали усадить себя на диванчик, Валентайн сказал надсадным голосом: