Император - читать онлайн книгу. Автор: Олег Кожевников cтр.№ 55

– Да, Кац, вот мы с тобой попали! С любой стороны можно ждать удара в спину. Англичанка опять гадит! Эх, послать бы этих подлых англосаксов куда подальше, так нельзя – политика, мать её! Остаётся обтекать. Ладно, парень, будем думать, что делать дальше, но по-любому нужно выяснить – кто был организатором этой серии нападений на Михаила. Германская агентура или английская? Скорее всего, куратором операций по устранению Михаила Второго был германский Генштаб, а у МИ-6 в нём имеется агентура, и поэтому им стало известно о готовящемся теракте против русского императора. Англичан дестабилизация в России, в общем-то, устраивала, вот они и не предупредили об этом российские власти. Примем это как рабочую гипотезу, но нам обязательно нужно её прояснить. И чем раньше, тем лучше.

– Как ты её прояснишь? В голову английского посла, что ли, залезешь?

– Нет, сэра Бьюкенена трогать нельзя. А вот второго здесь присутствующего англичанина нужно допросить. Официально тебе, конечно, этого никто не разрешит, но коль британцы замечены в таком двурушничестве, то будем поступать соответственно. Задействуем наше ЧК. Поручишь завтра же Берзиньшу провести операцию по захвату этого англичанина. Фамилию и занимаемую им должность в посольстве узнаешь у барона Штакельберга. У него имеется список с именами и титулами всех приглашённых гостей. Ты рассказывал, что наше ЧК тайные задержания уже проводило, но здесь случай особый – всё-таки нужно будет похитить дипломата, тем более дружественной страны. Лично проведёшь инструктаж Берзиньша. И пускай в подвале Смольного подготовят тайную камеру для содержания этого англичанина. И в подвале же оборудуют комнату для допросов. Конвоировать его наверх для допросов нельзя, нужно постараться, чтобы никто не видел этого задержанного. А утечку информации о том, что задержан английский дипломат, нужно вообще исключить. Знать об этом будут только Берзиньш, непосредственные исполнители да мы с тобой.

– Хм, ну операцию-то наши чекисты проведут тихо, в этом я не сомневаюсь, но кто будет проводить допрос англичанина? Сам знаешь, я на это неспособен, Берзиньш тоже не потянет, так что придётся к этому делу привлечь опытного и надёжного человека. Кроме генерала Попова я другого человека предложить не могу. Так что придётся допустить в круг людей, просвещённых об этой операции, Николая Павловича.

– Да у деда скоро голова кругом пойдёт от допросов офицеров Кексгольмского полка, а ты на него хочешь ещё эту проблему навесить. Сами справимся. Когда англичанина привезут в Смольный, первый допрос пускай проведёт Берзиньш. Список интересующих нас вопросов ты ему подготовишь. Если же англичанин окажется тертым калачом и ничего существенного не сообщит, то, пожалуй, я допрошу его сам. На фронте и не таких умников раскалывал. Захвачу с собой Угрюмова и устрою этому привыкшему к дипломатическому обхождению джентльмену настоящий фронтовой допрос. Гарантирую, что если в допросе будет участвовать Угрюмов, то англичанин расскажет всё, что знает, и даже какого цвета трусы у его жены. А Николай Павлович пускай занимается более важными делами. Раскручивает вопрос с внутренней вооружённой оппозицией. И решает проблему с утилизацией самых непримиримых и опасных противников режима. А с внешними угрозами будем справляться сами.

У меня было много ещё что сказать по теме тайной операции своему другу, но подошёл барон Штакельберг, и нашу столь важную для дальнейших планов беседу пришлось прекратить. Обер-церемониймейстер двора доложил, что официальная часть приёма закончилась и можно приступать к развлекательной части – к балу. До беседы с Кацем я только об этом и думал, но разговор с моим другом убил во мне весь романтический настрой. Вся двусмысленность и гнусность политики Великобритании сделали то, в чём пытался раньше убедить меня Кац – чтобы я прекратил флиртовать и стал серьёзным монархом. Я стал серьёзным, и мне теперь совершенно не хотелось раскручивать любовную спираль. А желал я оказаться в своём кабинете, где можно будет вдумчиво и неторопливо обсудить с Кацем, что теперь нам делать. Какие меры нужно предпринять в сложившейся ситуации. Вот я и заявил барону Штакельбергу:

– Барон, если обязательная часть завершена, то, пожалуй, я покину это мероприятие. Понимаешь ли, старые раны напомнили о себе. Не хочется портить праздник подданным своим кислым выражением лица. В наше время столь мало поводов повеселиться, что будет правильным уехать в Гатчину, оставив людей праздновать свершившуюся коронацию Михаила Второго. Так что, барон, объявляйте, что в связи с неотложными делами Михаил Второй должен покинуть Зимний дворец. Но праздник в связи с коронацией императора продолжается. Чтобы народ не начал расходиться после того, как я покину Зимний дворец, объявите, что император жалует самой искусной танцевальной паре тысячу рублей, кто займёт второе место – пятьсот рублей, ну а третьи получат сто рублей ассигнациями. Деньги вам выдаст господин Джонсон. Да, и ещё арбитрами в этом соревновании выступите вы, балерина Кшесинская, я её видел рядом с Николаем Вторым, и, пожалуй, князь Львов, принципиальности которого все доверяют.

Закончив эту тираду я, обращаясь уже к Кацу, распорядился:

– Господин Джонсон, выдайте барону деньги, а потом выходите к автомобилю. Нам в Гатчине предстоит долгая работа с бумагами, и чем раньше начнём, тем больше удастся поспать. Поэтому не копайтесь. Барон, объявляйте, что его величество Михаил Второй покидает приём. Ну, не мне вас учить, как подать это решение публике. Вот не знаю, про конкурс на лучшую танцующую пару лучше мне объявить, или вы об этом сами скажете?

– Ваше величество, я понимаю, как тяжело вам дался этот день. Можете не волноваться, я всё сделаю. Теперь никаких трудностей с завершением мероприятия не вижу. Можете спокойно ехать в Гатчину. Ваша матушка, Александра Федоровна и Николай Второй, я вижу, тоже утомились, так что если вы покинете этот приём, то и им доставите большое облегчение. Они могут спокойно отправляться в Царское Село, оставив дочерей музицировать и танцевать. Прощаться ни с кем не нужно, теперь вы император и можете пренебречь любыми условностями. Брат и матушка воспримут это как должное.

После этих слов, принёсших мне немалое облегчение (ну не знал я, как прощаться с Николаем Вторым, великими князьями и прочим бомондом Российской империи), барон Штакельберг хорошо поставленным голосом начал свою обер-церемониймейстерскую речь. Хорошо, он отошёл и не заглушил моё напутствие Кацу. А я ему сказал:

– Слушай, когда будешь брать деньги у Первухина (а именно он сегодня был нашим кошельком), передай Диме, чтобы монеты держал под рукой, а не рылся в своей планшетке, отыскивая серебряные полтинники. Когда выйду на Дворцовую площадь, нужно будет согласно протоколу опять одаривать собравшихся там подданных серебром. Будем с ним поступать так же, как и у Исаакиевского собора – бросать серебряные полтинники в толпу. Что хмуришься – денег жалко? Ничего, брат, не попишешь – традиция есть традиция. Тем более затраты на коронацию Михаила Второго предусмотрены в твоём гроссбухе. Я ни на копейку из составленной сметы не вылез.

Больше ничего сказать Кацу я не успел. Барон Штакельберг закончил свою речь, а значит, можно было покинуть этот приём. Хотя барон говорил, что прощаться с присутствующими не обязательно, но воспитание двадцать первого века не позволяло этого сделать, и я закатил почти пятиминутную речь. Где опять упомянул о войне до победного конца. Пока я говорил, Кац успел добраться до нашего «кошелька», пообщаться с Первухиным, взять у него деньги и вручить их барону Штакельбергу. Так что на Дворцовую площадь Кац вышел по правую руку от меня, и под восторженные крики толпы мы вместе разбрасывали серебряные полтинники. Первухин только подавал эти боеприпасы. В конце концов серебро закончилось. Но я на этом не успокоился и, так как сам завёлся от этого буйства толпы, начал толкать речь, как будто был оратор. Бригада обученных мной техников, привезённых из Луцка, переустановила громкоговорители с вокзальной на Дворцовую площадь, поэтому ораторское искусство не играло никакой роли. Громкость и лозунги завели толпу не хуже, чем если бы перед ними выступал Цицерон. Так что выход к народу нового императора удался на все сто процентов. Шпалеры оцепления еле устояли под напором восторженной толпы, когда я объявил, что своим указом отменяю сухой закон. Цепь охраны смогла сдержать толпу не потому, что она была мощная и многочисленная. А потому, что люди, работающие на КНП, услышав команду из громкоговорителей, что сухой закон отменён, распахнули пологи палаток и двери павильонов, раскиданных по всей Дворцовой площади, и начали бесплатно наливать пиво или сухое бочковое крымское вино любому желающему, лишь бы тот не был подростком или бродягой. Эта информация мгновенно распространилась, напор на солдат сводного полка Особой армии прекратился. И я, наконец, смог спокойно забраться в «Паккард».