Пусть у меня не будет ни власти солнца, ни томного очарования луны, ни бессмертия моря. Я и не был рожден для этого. Я был рожден для полета и свободы, и потому я буду летать.
Хиро остановился и взглянул на Оливера.
— Я больше не играю полицейского, — пробормотал тот, глядя на пол.
Грейс пыталась подбодрить его широкой улыбкой.
— Я настоящий актер, — поднял глаза Оливер. — Я могу сыграть Гамлета, Дон Кихота, Фауста и Раскольникова. Я играю, наслаждаясь мастерством перевоплощения в других людей. У всех — одна жизнь, а у меня — сколько угодно! Я отлично маскируюсь среди остальных. У меня никто не просит автографа, не тычут пальцем, не перешептываются за спиной и не пытаются тайком щелкнуть мобильным телефоном.
Я просто актер. Иногда у меня несколько ролей сразу, и я теряюсь и путаюсь в них. Иногда, наоборот, я совсем без работы. Тогда я читаю классику, запивая её хорошим красным вином, вырученным на деньги, заработанные в хорошие дни.
Я безликий и многоликий актер. Никто не вешает на меня ярлыки «злодея», «пай - мальчика» или «героя-любовника», потому что я храню в себе все эти лица, не теряя собственного.
Потому я счастлив. Иногда я ужасно доволен своей работой, а иногда зол и рассержен ролью, что мне предложили. Но я выбираю сценарии и могу отдать предпочтение тому или иному сюжету.
Я настоящий актер, и я счастлив.
Оливер закончил и взглянул на Марианну. Она едва уловимо вздрогнула и пробормотала:
— А я хотела бы оказаться дома. Вернуться к себе домой…
Она замолчала, дернулась и быстро перевела взгляд на холодильник.
— И что бы ты почувствовала при этом? — спросил Хиро.
— Я была бы очень рада. Это, наверное, глупо сейчас прозвучало. Но я, правда, была бы счастлива снова оказаться в своей не той… то есть родной квартире среди знакомых людей, в знакомой обстановке. Это ведь нормальная мечта. У меня всегда было туго с мечтами. Я хочу сказать, я была бы счастлива возвратиться домой.
— А что, другой мечты у тебя нет? — с усмешкой спросила Грейс. — Ни мира во всем мире, ни счастья всем людям? О чем ты мечтала раньше?
Марианна молчала. Она испугалась, что откровенность сделает ее слабой. Пусть лучше ничего не знают о ней. Пусть лучше опасаются и держатся подальше, чем выяснят, что она — слабое звено.
И как ее угораздило попасть в эту компанию! Сразу трое странных персонажей, только она ничем не выделяется. Так ведь не бывает!
— Сколько углов в этой комнате? — Марианна резко меняет тему разговора.
— Раз, два, три, четыре…
— И там еще, где мойка, — добавляет она.
— На что ты намекаешь? — Оливеру становится весело. — Отсюда можно вылезти нестандартным способом?
Он медленно осматривает все пять углов комнаты, двигается с места и подходит к печи. Смотрит внутрь. Тяжело вздыхает, задирает коленки вверх и пытается залезть в печь. Пыхтит, складывается вчетверо и с трудом туда проникает. Слышится шум. Оливер громко хохочет, и с грохотом, грязный, вываливается обратно.
Марианна с удовольствием смеется ему в ответ. Она идет к холодильнику, открывает дверь, по пояс забирается внутрь, щелкает полками. Они шумно падают на пол. Девушка забирается в холодильник все глубже, её ноги уже болтаются в воздухе. Она злится, и в этот момент слышится сильный скрип. Ноги Марианны начинают подниматься все выше и выше, а потом исчезают. Дверь холодильника тихонько хлопает и закрывается.
Хиро отрешенно смотрит в пол.
Глава 7. Проход
Всё здесь странное: Мертвые косо смотрят. Я среди него.
Марианна ползла по узкому бетонному проходу. Вдруг она остановилась.
Ни одного постороннего звука. Только глухой стук ее сердца.
Марианна поняла, что за ней никто не последовал. Не страшно. Она сама сумеет отсюда выбраться. Тем более что уже проделывала это.
Все те люди — слишком странные. Не знаешь, что от них ожидать. Одной выбраться будет надежнее.
Внезапно ей показалось, что сейчас она снова попадет в шкаф из номера Хиро. Девушка откроет изнутри дверцы и останется наедине с непроглядной темнотой и разбросанными после землетрясения вещами.
Задумавшись, Марианна поползла дальше.
Так, наверное, пахнут мертвые. Гнилью и сыростью. Холодом и одиночеством.
Марианна глубоко вздохнула, подавилась запахом, закашлялась и снова остановилась. Она вспомнила тех людей, что остались в будто бы другом мире, в несуществующей комнате с пятью углами.
Разве существуют такие люди? Успешный психотерапевт несет банальные вещи, актер смущается перед тем, как начать выступать, а сектантка постоянно хохочет?
Марианна решила ползти дальше, но её рука вдруг завязла в чем-то липком. Она поскользнулась и растянулась по всей ширине прохода.
А что, если этих людей и вовсе нет? Что, если она все ещё в том самом проходе, в который попала в первый раз из комнаты с пятью углами? Той комнаты, что без дверей и окон? Где у входа её поджидают не люди, а мертвые стены с почти пустым холодильником и огромным шкафом?
Что, если она так и не вышла из этого мрачного тоннеля? Что, если она так и идет по нему, теряя сознание от мертвого воздуха и приходя в себя, благодаря желанию жить?
Что, если все произошедшее с ней — только плод больного, нервного разума, оголодавшего организма и потерянной воли?
Она в ужасе стала царапать ногтями по бетону, пока боль не заставила ее остановиться.
Что, если тех людей и вовсе нет?! И она выдумала их, чтобы придать хоть какой-то смысл своей заканчивающейся жизни? Смысл быть вместе с кем-то? Смысл выбраться из ловушки?
Что, если смысла, на самом деле, нет?! И она выдумала все эти приключения только для того, чтобы хоть немного раскрасить оставшиеся дни? Хоть как-то занять время?
Что, если выхода не существует, и сейчас она наткнется на очередную стену? И тогда, расплакавшись, снова несколько раз потерявши чувства, поползет обратно и вернется в ту самую, сводящую с ума комнату без дверей и окон?
Марианна задышала очень быстро. Ей захотелось крикнуть, но она подавила свое желание и изо всех сил поспешила вперед, быстро перебирая руками по холодным стенкам, покрытым паутиной.
Что, если смысла нет?!
«У меня прекрасный дом, семья, работа. И все это благодаря обычной шизофрении», — вспомнился ей анекдот.
Марьяна в голос расхохоталась. И поползла дальше.
Она шустро передвигала руками, громко вздыхала, чтобы не оставаться наедине с пугающей тишиной. Только бы не останавливаться, лишь бы не задумываться.
И вот он — тупик!
Перед ней — стена. Стена, означавшая конец.