В беседе автора книги с видным советским дипломатом Валентином Алексеевичем Шориным (1923–2014 гг.), в 1941 году выпускником 10-го класса, много чего удалось выяснить о первых месяцах боевых действий под Москвой.
Подробно эти дни битвы с его участием описаны в главе № 13 «Исповедь солдата» книги автора «Снег» против «Тайфуна».
С началом войны Шорин стал рядовым 2-й Московской стрелковой дивизии народного ополчения Сталинского района. В боях под Вязьмой получил тяжелые ранения и был удачно эвакуирован в военный госпиталь в Москву, где его оперировал сам Николай Нилович Бурденко.
«Мы были практически голые, — продолжал он, — а тевтонцы закованы в броню. На нас двинулась сплошная сталь. Соленый привкус крови ощущали губы и ноздри… на вооружении у нас были допотопные ружья прошлого века и то не у всех. Пушки 76-миллиметровые, тоже старые, все на конной тяге».
— В литературе упоминается, что тогда погибло много ополченцев. Цифры все с нулями на конце. Значит, не подсчитаны все до одного? — спросил автор у Валентина Алексеевича.
— Я думаю, что погибли трое из четырех. Так что Москву спас не какой-то отдельный полководец, а патриотизм ее жителей, сменивших пиджаки на грубые солдатские шинели и удержавших линию фронта, и, конечно, сибирские дивизии и дальневосточники в дальнейшем. Москву спасли простые люди, а не растерянные политики, — ответил высокого уровня дипломат.
* * *
Идея форсированным маршем взять Москву не покидала фельдмаршала Федора фон Бока до последнего. И это несмотря на изменившийся по приказу фюрера главный вектор наступательной стратегии. Он заключался в повороте войск противника на Украину и дальше на юг. Июль-август 1941-го радовали Гитлера стремительным продвижением танковых колонн вглубь большевистской России и успехами в сражениях. Однако советское командование на место каждой разгромленной дивизии Западного фронта в Белоруссии смогло отмобилизовать 3 новых соединения.
Гитлер, находясь на отдыхе в чайном домике ставки Кельштайнхаус — «Орлиное гнездо», построенном на одной из вершин Баварских Альп в 1937–1938 годах как подарок НСДАП на его 50-летний юбилей, в конце сентября 1941 года хвастливо заявил:
«Нам нужны хлеб, уголь и нефть. Это в России мы уже получили — хлеб и уголь. И на днях получим нефть. На этом летнюю кампанию мы заканчиваем, и оставшееся пространство России пусть берет, кто хочет».
Поторопился фюрер.
27 сентября 1941 года Ставка ВГК приказала командующим Западным и Брянским фронтам «перейти к жесткой, упорной обороне». Особенно хорошо прикрыть в инженерном и огневом отношении направления на Ржев, Вязьму, Брянск, Севск, Курск и стыки с соседними фронтами.
Смоленская стратегическая оборонительно-наступательная операция задержала почти на 2 месяца фашистское наступление на Москву. В результате немцы впервые во Второй мировой войне были вынуждены перейти к обороне и отложить свои планы по захвату советской столицы.
Героическая оборона Полоцка, Смоленска, Могилева, Гомеля, Великих Лук, а потом ряд ярких наступательных операций: Рогачевско-Жлобинской, Ельнинской, Рославльско-Новозыбковской и Духовщинской стали фундаментом главной Московской наступательной операции, впервые серьезно потрясшей Третий рейх. Известный германский историк А. Кун писал:
«Московская битва (с сентября 1941-го по апрель 1942 года. — Прим. авт.) придала Второй мировой войне новое направление. Столкнулись друг с другом две колоссальнейшие армии, каких не знала всемирная история. Исход их борьбы определил судьбы миллионов людей, судьбы общественных систем, новое соотношение всемирно-политических сил вплоть до наших дней».
В этой операции произошло сокрушение советскими войсками нацистского блицкрига в рамках плана «Барбаросса». Впервые вермахту было нанесено крупное военное поражение. Под Москвой вместо нашей довоенной армии, потерянной в тяжелых сражениях лета и осени 1941-го, была рождена новая армия, быстро научившаяся, что немцев можно бить, и бить сильно. Именно эта армия меньшими силами разгромила крупнейшую стратегическую группировку врага — группу армий «Центр».
Победоносная операция РККА подняла авторитет нашего воинства и патриотический дух населения. Она способствовала подписанию 1 января 1942 года Декларации 26 государств, участники которой обязались для борьбы с нацистским режимом в Германии использовать все свои рычаги и ресурсы. Расчеты Геббельса на международную изоляцию СССР под флагом «антикоммунизма» провалились.
Генерал-полковник Гейнц Гудериан, командующий 2-й танковой группой, а потом армией, принимавший участие в походе на советскую столицу, откровенно писал:
«Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. Главное командование сухопутных войск, находясь в далекой от фронта Восточной Пруссии, не имело никакого представления о действительном положении своих войск в условиях зимы, хотя и получало об этом многочисленные доклады. Это незнание обстановки все время вело к новым невыполнимым требованиям… Ночь я провел без сна, ломая голову над тем, что я еще мог бы предпринять для того, чтобы помочь моим солдатам, которые оставались совершенно беспомощными в условиях этой безумной зимы…»
Опять битый, но самый, пожалуй, трезвый гитлеровский генерал ставку делает на мороз. Но ведь дремучая холодрыга тех дней и ночей не жалела ни немца, ни русского. Получается, что советский воин был более закаленный и лучше обеспечен сезонным обмундированием и питанием своим командованием, чем немецкий. Но главное, у советского солдата была та жизненная энергия, которую индийцы называют Праной, а россияне — Духом! Его разбудил, как медведя в берлоге, завоеватель, агрессор, оккупант.
* * *
Действие гитлеровской директивы испытал на себе и старший лейтенант Александр Козлов, понимавший, что виной отступления Красной армии стала не слабость солдат и командиров, а какой-то пока что не понятый им просчет высшего партийного и военного начальства.
«Репрессии — да, повлияли. Но на место старой гвардии пришли молодые, окончившие недавно военные академии и училища, — рассуждал пехотный командир. — Разве они не горят желанием отчаянно драться с врагом, как и он? Такое вероломство врага должно мобилизовать народ. А мы почему-то бежим. И ответ на поверхности: бежим от быстрых немецких танков, бежим от стремительных моторизованных частей вермахта, бежим из-за недостатка оружия и боеприпасов, бежим из-за временной растерянности командиров всех степеней. Бежим из-за плохого обеспечения, а в некоторых случаях и полного отсутствия связи. От летчиков-истребителей я ведь слышал не раз об отсутствии радиосвязи «воздух-земля». У немцев все самолеты обеспечены связью. Почему мы отстаем. Нет средств борьбы с танками противника — пэтээров нет. Ведь провели неслыханную по масштабам индустриализацию страны. И все равно сзади…»