Вот идиоты! Не смотрят, куда лупят.
Я приложила ладони к груди мальчишки, как делал наш домашний целитель, да только слов правильных не знала, и руны вычертить не могла. Тупо смотрела на парня, пока тот захлебывался кровью, бормотала что-то невнятное.
Вроде бы начала сплетаться тонкая нить заклятия.
— Не надо… — вдруг произнес на излете дыхания.
— Почему? — я остановилась.
— Лучше… смерть…
Непонимающе поморщилась. Да ну, ерунду какую-то городит! Когда это смерть бывает лучше, чем жизнь? Это он, наверное, из-за боли так сказал. Бредит попросту.
Ой, да он ещё вспоминать меня будет добрым словом, когда спасется. Может быть, даже вернется ко мне через несколько лет и признается в любви. Почему-то мне представился боевой маг в плаще, подбитым изумрудной тканью, который подъезжает к стенам гимназии, чтобы выказать мне свою признательность…
Как же волнительно! Я стану героиней!
Руны так и не складывались, но магия внутри меня закручивалась узлами, обращаясь в образы и желания. Я просто хотела, чтобы у этого парня перестала идти кровь, чтобы он дышал нормально. Ну, вот как я, например. Чтобы мои касания ему не боль приносили, а радость. Чтобы он вернулся потом ко мне. Чтобы моим стал, только пусть выживет!
Нельзя же так… погибать… просто так…
Внезапно тепло, исходящее от рук, окутало мальчишку почти осязаемым коконом. Прошло всего несколько секунд, когда из груди спасенного вырвался хрип облегчения.
Ура! Сумела!
— Зачем? — А в глазах его застыл неописуемый страх. — Идиотка ты! Зачем ты меня спасла?! Почти же всё получилось… ненавижу тебя… ненавижу…
Мне почудилось, или на его глазах выступили слезы? Ничего не понимая, вытаращилась на него. Мальчишка попытался встать и побежать, но перед ним уже возникла фигура стражника, что ехал вслед за нами.
— Неужто живой? Единственный остался. Оно и к лучшему. Будет, кого наказать за коллективное ослушание. Госпожа, он вас не тронул?
— Нет, — помотала волосами.
Стражник схватил мальчишку за плечи, и тот со стоном поднялся. Напоследок незнакомый парень окинул меня таким взглядом, от которого холодеют лопатки.
Стало очень-очень страшно, будто этот парень может вырваться, чтобы причинить мне боль. Я спряталась обратно в повозку и дождалась отца с Клинтом внутри.
— Всё хорошо? — папа погладил меня по макушке. — Никто тебя не обижал?
— Не-а.
— Вот и замечательно.
Я сжала и разжала кулаки, чувствуя, как по венам пульсирует магия, как по артериям течет незамутненное волшебство. Я сотворила что-то очень сильное — сама понимаю. Даже запретное, потому что магические переливы слишком сильны. Будто волны в шторм. Наверное, не стоит рассказывать папе, иначе он разозлится, что ослушалась его, вылезла, истратила весь резерв на какого-то мальчишку.
Ещё и парень этот… обидно как-то. Почему не поблагодарил меня за спасение, а разозлился? Я ведь от всего сердца хотела помочь!
— Штатная ситуация, госпожа, — повторил Клинт любимую фразу, усаживаясь напротив нас с отцом. — Беглые рабы, и только. Почти полсотни человек, надо же…
— А куда они бегут?
Меня потряхивало от непонятного испуга. Словно поднялись со дна какие-то воспоминания. Чужие, незнакомые. Но такие яркие, что лопатки сковало хлесткой болью. Отцовский хранитель неоднозначно пожал плечами, а папа лишь хмыкнул себе в усы.
— Да бесы их разберут. От сытой жизни бегут к неизвестности. Считают, что где-то им будет лучше, чем здесь.
Ничего не поняла. Посмотрела на проносящиеся поля. Неужели мы возвращались от контура к городу? Уже?! А как же обход границы?! На секунду мне показалось, что вдалеке ничком лежат человеческие тела. Да ну, глупость какая-то.
Даже если это злые враги, не оставят же их просто так?..
Папа запахнул шторку на окне, и в повозке стало темно. А на душе — скреблись степные кошки.
Глава 10. Сможешь ли ты меня простить?
Мы оба молчали, потому что ни одно слово в мире не могло выразить всего моего раскаяния и всей той боли, что Стьен испытывал, понимая, кто искалечил его судьбу.
Мальчишка-раб, которого едва не убили стражники. Беглец, про которого я давным-давно забыла. Случайный человек из моего прошлого.
Я связала нас задолго до инициации. Даровала ему жизнь ценою свободы, и долгие годы он платил непомерно высокую плату за мою «щедрость». Одно неумело построенное заклинание, в котором я неправильно расставила акценты, и на мужчину легко жуткое проклятие. Интересно, только ли проклятие или ещё и приворот, ибо я мечтала, чтобы он однажды приехал ко мне и влюбился?..
А теперь чары сняты так же резко, как и наложены — благодаря моему желанию. Значит, если чувства Стьена поддельные, они тоже должны исчезнуть.
Что же останется? Злость? Ненависть? Жажда мести?
— Ты хотел погибнуть?
Голос сиплый, будто исчезающий. Не мой. Чужой. Это голос злодейки, которая по собственной глупости привязала к себе человека, лишив его будущего.
Он мрачно кивнул.
— Либо погибнуть, либо сбежать за защитные стены и стать свободным. Мы смогли вырваться из рабовладельческого дома и дойти до границы. Нас искали стражники. Несколько дней мы прятались по лесам, боясь быть обнаруженными. И когда вышли к стенам, появилась ты.
— Я… — сглотнула, не представляя, что говорить и как оправдываться.
С этой точки зрения я никогда ситуацию не рассматривала. В моих детских фантазиях всё было просто: мальчик умирал, но его героически спасли. Вот такая вот умница Алиса.
Я тогда и про рабов особо ничего не знала, особенно — про беглых. Ну, живут какие-то люди и живут. Работают, не возмущаются. Это потом мне про касты рассказали и прочее.
Тогда мне казалось, что о моем поступке должны слагать легенды. Умолчала обо всем лишь потому, что боялась отцовского гнева. Но втайне гордилась собой. Подружкам по секрету рассказала, да только они не особо поверили. И всё. В какой-то момент я забыла эту историю как незначительный эпизод.
— Я единственный, кто выжил в той бойне. — Стьен подошел ко мне. — Поэтому, в наказание за ослушание, меня отдали из бытовых рабов в постельные.
— Мне всегда казалось, что постельные — это особая каста. В смысле, элитная…
Краснота поползла по моим щекам.
— Всякие бывают, дорогие и дешевые. Я относился ко вторым. Меня всему научили, но какой толк из мужчины, который воет от любого касания? — Он опустил взгляд, и в том полыхала немыслимая боль. — Который бесполезен во всем. Которого избивали хозяева до полусмерти и перепродавали сразу же, как я им надоедал.