Обалденика. Книга-состояние. Фаза третья - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Курлов cтр.№ 41

Кстати, обратите внимание – в тех редких случаях, когда животных все же не любят (увы, но случается и такое), это происходит исключительно с теми людьми, которые их «очеловечивают», то есть – приписывают им человеческие качества. В этом случае они сразу же начинают требовать от них соответствия своему знанию, не позволяя быть естественными. Но хомячкам, кошкам и канарейкам глубоко наплевать на чужие представления, и именно по этой причине они становятся заклятыми врагами таких людей.

Есть два варианта взаимоотношений с животными: это паритетное с ними сосуществование (то есть – с полным уважением к их свободе и без попыток эксплуатации) и управление ими через предварительное обучение, а попросту – дрессура.

А теперь угадайте, какому варианту отношений отдает предпочтение человек, общаясь со своим «кровным братом» – человеком? Правильно – исключительно дрессуре, гордо называя это «обучением», «воспитанием» и «образованием», но по сути всего лишь постоянно занимаясь выработкой в ближнем своем условного рефлекса на те или иные ментальные категории.

Именно такую совокупность «воспитательно-образовательных» рефлексов принято называть «культурой». То есть «культурный человек», а точнее – окультуренный, – это человек, прошедший школу качественной дрессуры. У него теперь на любую ситуацию есть выработанный и потому ментально-адекватный ей рефлекс, он теперь «знает» – когда полагается подавать даме руку, как долго надо ухаживать за ней перед тем, как уложить ее в постель, и какие слова в этот момент положено нашептывать ей на ушко.

Любая культура выросла из культа – задумайтесь над этим. Вначале мы выдумываем себе идола в виде некого понятия, знания или заповеди, затем превращаем его в обычай и традицию, а по сути – возводим в ранг культа и пунктуально ему поклоняемся. И, наконец, «завершающий штрих» – подводим под все это «научно-религиозную» базу и гордо называем культурой.

Но в основе такой культуры лежит все то же первобытное и трусливое поклонение идолу – выдуманному образованию, сотканному из давно умерших понятий, надежд и страхов; поклонение, совершаемое в тайном, но – увы, всегда тщетном уповании на его помощь и защиту. А жертвой, принесенной ему, теперь будет полная от него зависимость и абсолютная подчиненность.

Культура, в которой мы воспитаны, уже в самой своей основе содержит агрессию, ибо требует «приведения другого» в строгое соответствие канонизированным «культурологическим ценностям», а по сути – призывает к подавлению его естественных состояний.

У каждого из нас есть свое мнение по поводу того, «как все должно быть», «как обычно бывает» и т. д., то есть – мы давно выстроили свою однозначно-правильную вселенную и четко определили правила своего пребывания в ней, что, как вы уже знаете, само по себе является ловушкой. Но настоящая трагедия начинается, когда мы эти правила совершенно необоснованно абсолютизируем и пытаемся навязать всем.

Причем, мы даже не занимаемся их пропагандой, о нет! Мы «простодушно» уверены, что они всем и без того уже известны (а как же иначе!), что все без исключения давно живут по этим правилам и им следуют. Забывая при этом, что каждый все же живет во вселенной исключительно своей, с присущими именно ей традициями и законами.

Поэтому мы страшно обижаемся и огорчаемся, когда обнаруживаем, что реакция окружения на наши слова, поступки и пр. совсем не такая, какой она «должна быть».

Реальная ситуация. Влюбленные поссорились. Девушка, не желая на самом деле расставаться, но дабы показать, насколько по-крупному ее не поняли и не оценили, насколько серьезно она восприняла ситуацию, начинает собирать вещи, будто собираясь расстаться навсегда.

На самом деле она хочет совсем другого – всего лишь обстоятельного разговора, ей просто необходимо быть услышанной и понятой. Она ждет, более того – она уверена, что ее сейчас остановят (потому что, по правилам «ее вселенной», ее игры, именно так и должно быть), и вот тогда-то и состоится тот самый разговор.

Но к ее поступку неожиданно (для нее!) относятся по-другому – ее не останавливают. Оказывается, у ее партнера, в «его вселенной», иные правила, по-другому его воспитали, другие книги он читал, и он тоже чего-то своего ждет от нее. Все – они расстаются, и не исключено, что навсегда, на самом деле не желая этого.

Девушка уходит в страшно расстроенных чувствах, в которых, однако, доминирует не столько горечь от расставания, сколько боль от того, что «ее вновь не поняли, и вообще никто, ну никто ее не понимает», а по сути – от того, что не захотели играть по ее правилам.

Остановитесь, глупые, вернитесь друг к другу, обнимитесь и сделайте это просто так, без лишних слов и ненужных объяснений!.. Но нет, не пускают принципы… а ведь есть еще и чувство собственного достоинства… и всему этому необходимо соответствовать.

Но Дурак лишь посмеивается, глядя на это:

– Принципы надо нарушать, – говорит он, – а то какое от них удовольствие?

– А уронив собственное достоинство, – смеется Дурак, – просто сделай вид, что оно не твое.

Вы, наверное, помните прекрасную историю о Малыше и Карлсоне? О том, как ели они плюшки, и в конце концов на тарелке их осталось всего лишь две – большая и маленькая. Карлсон, не долго думая, схватил большую плюшку и принялся ее уминать, а Малыш, глядя на это, страшно обиделся.

– Вот чудак, – удивился ему Карлсон. – А если б ты брал плюшку первый, то какую бы выбрал?

– Ну конечно же маленькую!.. – воскликнул Малыш.

– Что ж ты так переживаешь? Ведь она тебе и досталась!

Как бы странно это ни показалось, но причинить человеку боль может только он сам. Основные наши мучения возникают лишь от чувства якобы несправедливости происходящего. А такое ощущение появляется, только когда мы внутри себя говорим что-то вроде: «Вот если бы я был на твоем месте, то никогда бы так не поступил и не сделал этого…»

«Как так можно!.. – восклицаем мы. – Ведь друзья так не поступают, ведь это не по-человечески!.. Не по-мужски! Разве ты… женщина после этого?.. – отец?.. – дочь?.. – человек?!»

Когда мы говорим: «Как он мог?..» – это значит, что я в такой ситуации повел бы себя совсем иначе, правильнее, хотя, во-первых, это еще неизвестно – так как себе мы всегда позволяем многое из того, что никогда не прощаем другим. А во-вторых, скорее всего, наш упрек будет означать лишь то, что в соответствии с моими правилами так поступать не принято. То есть вновь – именно «моя правда» становится конечной инстанцией для оценки любой ситуации.

Мы становимся глубоко несчастными лишь от несоответствия чужих поступков нашему стереотипу «правильности». Но вину за это мы по-прежнему пытаемся переложить на другого. И тогда начинается уже полный гротеск.