Великая армия Наполеона в Бородинском сражении - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Земцов cтр.№ 36

Сразу вслед за книгой Михайловского-Данилевского была опубликована работа Ф. Н. Глинки «Очерки Бородинского сражения» ^[344]. Хотя концептуально «Очерки…» Глинки, казалось бы, противостояли самодержавно-псевдопатриотической традиции, но применительно к изображению событий Бородина объективность не стоило переоценивать. В «Очерках…» Глинка хотя и широко использовал сведения, почерпнутые из французских публикаций, но, будучи участником Бородина, так интерпретировал их в духе народной героики, что они только оттеняли величие подвига русской армии. В год юбилейных торжеств не только Михайловский-Данилевский, утративший идеалы молодости, но и Ф. Н. Глинка, сохранивший демократические убеждения, были уже склонны воспринимать Бородино скорее как миф, как «героическую сказку». Это опиралось на то всеобщее ощущение торжества духа русских войск, ощущение победы, которые испытала русская армия к концу сражения ^[345]. Официозная лжепатриотическая традиция и традиция «рейхенбахского кружка», сохранив различия в оценках роли самодержавия и народа, оказались практически единодушны в трактовке событий и последствий Бородина, в характеристике действий Наполеона и его армии в генеральном сражении. Нередко утверждения Глинки казались еще более «патриотичными», чем Михайловского-Данилевского: французские потери Глинка оценивал в 75 тыс., а русские примерно в 46 тыс., количество атак на Багратионовы «флеши» доводил не менее чем до восьми и т. д. Несмотря на отсутствие поддержки официальных властей, «Очерки…» Глинки, подобно «Описанию…» Михайловского-Данилевского, получили большой общественный резонанс.

В течение 40-х – первой половины 50-х гг. XIX в. в России не вышло ни одной заметной работы по истории 1812 г. Общественный интерес к героической эпопее стал пробуждаться только к середине 50-х в связи с обострением Восточного вопроса и началом Крымской войны. Обращение к эпопее 1812 г. было теперь тем более естественным, что в качестве одного из главных противников России вновь выступила Франция во главе с племянником великого императора Наполеоном III. Ассоциации с 12-м годом у разных идейно-политических групп русского общества оказались свои. В отличие от официозно-националистических кругов, которые рассчитывали «закидать шапками» своих противников, либеральные и демократические круги, несмотря на уязвленное патриотическое чувство, надеялись на падение в результате войны правящего режима.

Одним из первых в исторической литературе на события Крымской войны откликнулся Иван Петрович Липранди (1790–1880). Во время Бородинского сражения обер-квартирмейстер 6-го пехотного корпуса, затем близкий к декабристам, он в середине 1820-х гг. заметно изменил жизненные ориентиры и проявил свои таланты на разных поприщах, в том числе и в деле сыска. Особенно зловещую роль Липранди сыграл в деле петрашевцев ^[346]. Проявляя постоянный интерес к событиям 1812 г., Липранди собрал богатейшую коллекцию книг и документов и стал автором семи историко-критических трудов по Отечественной войне. Первой была книга, вышедшая в 1855 г. и представлявшая собою многочисленные выдержки из опубликованного о войне за рубежом, главным образом во Франции и Германии ^[347]. Несмотря на внешнее стремление к «объективности», подбор и трактовка представленных материалов были весьма тенденциозны. Липранди пытался отстаивать сугубо официозные, во многом антизападные позиции, не предлагая своего осмысления событий. Примером этого может служить ожесточенная критика со стороны Липранди и французской, и немецкой версий окончательного взятия батареи Раевского. Особенно (и незаслуженно) «досталось» немцам, которые пытались отдать пальму первенства в этом событии саксонцам Тильмана.

В таком же антиевропейском и псевдопатриотическом духе были выдержаны брошюра официозного публициста А. Горяйнова, вышедшая в качестве «русского» ответа на знаменитую «Историю» Тьера в 1858 г. ^[348], и рецензии на книгу Бернгарди о Толе ^[349].

К 50-летнему юбилею 1812 г. «по высочайшему повелению» была подготовлена новая правительственная история великой эпопеи. Автором ее был Модест Иванович Богданович (1805–1882), профессор Военной академии, генерал-майор, позже, с 1863 г., генерал-лейтенант ^[350]. Большая часть 2-го тома оказалась посвященной Бородинскому сражению ^[351]. В труде Богдановича произошла известная трансформация официозной трактовки Бородина: он широко и критически использовал источники, в том числе многочисленные зарубежные, как французские, так и немецкие; предложил относительно объективную характеристику противника; в концептуальном осмыслении делал явные уступки либерализму. Содержалась в книге и сдержанная критика предшественника Михайловского-Данилевского ^[352]. Отказавшись от велеречивости слога, Богданович обратился к беспристрастному изложению фактов, при этом отдавая предпочтение русским источникам. Он показал весьма непростое положение перед Бородином Великой армии, испытывавшей сильную нужду в продовольственных и медицинских припасах, что еще больше осложнялось непростыми отношениями среди высшего командного состава (особенно между Даву и Мюратом). Взяв за основу данные переклички в Гжатске, Богданович придерживался цифры 130 тыс. солдат Великой армии при 587 орудиях. Численность русских сил, по его мнению, составляла 103,3 тыс. регулярных войск, 7 тыс. казаков и 10 тыс. ополченцев ^[353]. При изложении событий самого Бородина Богданович предпочел избегать каких-либо выводов и оценок, просто нанизывая один факт на другой, что хотя и способствовало «объективности», но одновременно и граничило с компиляцией. При определении хронометража событий Богданович явно следовал за русской (то есть «толевской») версией Бородинского сражения. Слава покорителей Курганной высоты была отдана автором, который привлек книгу Рот фон Шрекенштайна, саксонцам Тильмана ^[354]. Подводя беглый итог Бородинской битвы, Богданович только констатировал, что атака императорской гвардии могла бы иметь для Наполеона решающее значение ^[355]. Потери Великой армии он, ссылаясь в том числе и на данные Деннье, насчитывал примерно в 30 тыс. человек. Хотя работа Богдановича и несла на себе груз внешнеполитической задачи – способствовать примирению России и Франции после Крымской войны ^[356], но в основном выросла из общественных, а частью и правительственных, надежд на либеральное переустройство российской жизни.