— Всё, вылезай, — сказал Игнатьев.
Бобровский выбрался из салона. На земле лежал небольшой булыжник. Бобровский пошевелил его ботинком. Тут же вылез Игнатьев, обошёл машину спереди. В руке он держал пистолет. Стволом вниз. Пистолет был пневматический, к тому же с пустым баллончиком. Но выглядел грозно. Если не показывать узенькое дуло.
— Боишься? — спросил бывший омоновец.
— Кого?
На секунду Игнатьев пожалел, что вообще вышел сегодня из дома. Он мог сидеть в «ВК» и клеить понравившихся баб, попивая пиво. Или смотреть на порношлюх, которые дрочат за деньги перед веб-камерой. А что вместо этого? Сначала чокнутая медсестра. А теперь этот полудохлый осёл, которому на всё плевать.
Послышались далёкие раскаты грома.
— Дождь будет, — сказал Бобровский. — Наконец-то.
Игнатьев подбежал к нему и со всей дури пнул в голень. Когда он служил в ОМОНе и носил килограммовые берцы, этот приём получался гораздо эффективнее. Но и сейчас вышло неплохо. Бобровский запрыгал на одной ноге, потерял равновесие и повалился на колючий грунт. Тут же получил ногой по рёбрам и рукояткой пистолета по затылку. На несколько секунд Бобровский лишился сознания, а когда очнулся, обнаружил, что лежит лицом в мелких камешках. И сразу стало больно. Он застонал и попытался ползти.
— Лежать, скотина! — донёсся сверху голос. — Ты что, не понял, с кем связался?
— Понятия даже не имею, — ответил Бобровский, выплевывая песок. — Что ты за мудила…
Посыпались удары. Игнатьев колотил по очереди руками и ногами, несколько раз он сильно ткнул Бобровского пистолетным стволом. Остановился, когда тот перестал шевелиться. Гром гремел гораздо ближе. Игнатьев немного отдышался, сунул пистолет в карман и подобрал булыжник. Голова Бобровского выглядела очень заманчиво. Но Игнатьев не рискнул. Так и долг некому будет возвращать. Он отбросил булыжник и перевернул тело на спину. Бобровский хрипло дышал. И смотрел. Глаза были пустые. Игнатьев быстро обшарил его карманы, нашёл немного денег и забрал себе.
— Это за проезд. Лежи, думай, как долг будешь возвращать.
Напоследок он ещё пару раз пнул Бобровского по рёбрам, сел в машину и рванул в сторону города. На лобовое стекло упали первые капли дождя. Игнатьев достал смартфон и набрал номер Кристины.
— Ты где сейчас? — спросил он.
— Дома, — ответила Кристина. — Отдыхаю.
— Одна? Отлично. Я еду.
— Но послушай, я так устала сегодня…
Игнатьев нажал отбой. У него было странное чувство. Он хорошо разобрался с этим козлом, растоптал, как говно. И всё прошло вполне гладко. Но почему не было удовлетворения от проделанной работы? Может, потому, что этот дохляк не плакал, не просил прощения, не целовал ноги, не обещал продать детей и родителей на органы и в зубах принести деньги? Он просто смотрел на Игнатьева как на пустое место.
Дождь прекратился, так толком и не начавшись. В небе ещё немного погромыхало и стихло. Игнатьев подъехал к дому Кристины. Оставил машину на газоне и зашёл в подъезд. Его тянуло вернуться в промзону, ещё раз посмотреть на Бобровского. Но это было глупо. Он позвонил в дверь. Кристина открыла. У неё был измученный вид.
— Не волнуйся, я ненадолго, — сказал Игнатьев. — Ходила к массажисту?
— Не успела, — ответила она. — А чем от тебя пахнет?
— Что? Чем от меня может пахнуть? Я вкалываю весь день, как конь, бегаю по жаре.
Он стащил кроссовки, схватил Кристину и стал целовать и мять ей ягодицы. Потом попытался уложить на пол. Она вывернулась.
— Слушай, ради бога, сходи в душ. Ну правда.
— Блядь, все такие чувствительные и шибко умные! — сказал Игнатьев.
Но пошёл в ванную. Минут через пять он вышел. Кристина сидела на кухне и курила.
— Ты чего тут? — спросил он. — Иди, ложись.
— Я так устала.
— Тьфу, твою мать! А я тебя что, заставляю вагоны разгружать?
— У меня уже сил нет.
— Брось, на тебе пахать можно.
— Вот вы и пашете.
— Ладно, ладно, докуривай и пойдём.
Кристина затушила сигарету.
— Давай поговорим кое о чём.
— О чём?
— Вот ты приезжаешь и имеешь меня как хочешь.
— Тебе же нравится, — сказал Игнатьев.
— Денег ты не платишь.
— Я тебя охраняю.
— От кого?
— От всяких уродов и извращенцев, которые могут тебя на ремни порезать.
Кристина закрыла лицо руками. Потом посмотрела на Игнатьева одним глазом, сквозь растопыренные пальцы.
— Саш.
— Чего?
— Сделай вазэктомию.
— Это что за хреновина?
— Такая процедура. Ты не хочешь предохраняться. А я не хочу больше рожать. И аборты тоже не хочу делать. Последний раз было очень тяжело. Я чуть не умерла.
— Ладно, посмотрим, сделаю. Узнаю только, что это такое. Идём.
Он отвёл её в комнату, положил на кровать и взгромоздился сверху. Кристина не отвечала. Лежала, как мёртвая. Голова её слегка покачивалась. Она смотрела в одну точку. Игнатьеву было всё равно. Потом она вдруг заговорила.
— Я боюсь сойти с ума.
— Что? Что ты мелешь?
— Моя мать сошла с ума.
— Слушай, давай потом. Сожми лучше. Ты вся раздолбанная.
— Мне было двенадцать лет, — продолжала Кристина. — Мама родила братика. Потом братик умер в полгода. И мама свихнулась от горя. Она билась головой о стену. Била меня.
— Замолчи.
— Потом пошла на кладбище, выкопала тело и принесла домой. Это было ужасно.
— Заткнись, сука чокнутая!
— Её отправили в психушку. Меня в интернат. Отец нас бросил. Мне всё это снилось. И сейчас опять стало сниться. Я очень боюсь сойти с ума. Двух детей я сдала в детдом. Потом два аборта. Это какое-то проклятие.
Игнатьев заорал и спрыгнул с кровати. Стал бить кулаками в стены. Схватил Кристину за горло. Она не сопротивлялась. Смотрела на него пустыми глазами. Он разжал пальцы.
— Ты меня боишься? — спросил Игнатьев.
Кристина отвернулась и обхватила голову руками.
— Я так устала. Ничего не хочу.
— Ты уже сто раз это повторила. Устала — отдохни. Возьми пару выходных. Сходи в баню.
— Почему такая жизнь? — спросила Кристина. — За что? Кому я что сделала плохого?
— Да нет. Ты всем хорошо делаешь. Могла бы и мне сделать.
— Я очень боюсь сойти с ума.
— Слышал.
Игнатьев натянул штаны.