Унция или Драгоценное Ничто - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Морсин cтр.№ 77

В формулах с неизвестными величинами гениальный математик не допускал просчётов и ошибок, но с неизвестной, тёмной личностью Жабона совершил величайшую из возможных. Между этой ошибкой и его эпохальным открытием можно было поставить знак равенства.

Кто такой Жабон, для Пупа уже не было откровением. Увиденное в лабиринтах души «ассистента» яснее слов выдавало его природу. А вот Иеронимус Ногус был понятен ему не до конца.

Иллюзионист находился на грани между дозволенным и недозволенным, словно ширма, скрывающая от публики настоящего трюкача, способного вырасти во много раз больше толпы зрителей, поглотить её целиком или самому превратиться в тьму людей, отдавая доверчивым душам весь мрак своих катакомб, туман болот и изощрённую путаницу подземелий. Ну кто бы ещё мог заставить Якоба, светлую голову, добряка и душку, заниматься самым бесполезным в мире делом, питанием ненависти? А Жабон смог!

Но нет, мстить он не станет, как бы того не хотел. Всё хорошее, чем его сверх всякой меры одарили родители, никогда бы не позволило причинить зло даже самому злу. Да и без своей любви он уже не способен на битву. Оставалось верить, что певучее, волшебное крыло и дальше будет осенять то безымянное сердце. Ведь оно наверняка не одиноко, раз так сияет!

В памяти вновь всплыло гигантское алоэ, и уютные домики счастливых детей Шекспира, и дорога к холму, рассыпавшаяся мириадами звёзд в глазах его любви. Что бы сказала Мелия, встреть его сейчас в этом лесу – измождённого, потерянного и лишённого надежды?

Громкие голоса, зазвучавшие неподалёку, отвлекли профессора от горестных раздумий. Люди за стеной зелени перекликались друг с другом, занятые каким-то делом.

Шатаясь, он направился в их сторону и выбрел на лужайку, где были незнакомцы. Но ему, много дней не видевшему ни одной живой души, эта встреча не принесла радости. Более того, она привела его в ярость. На мужчинах были робы лесорубов, а в руках они держали пилы и топоры, собираясь валить гигантскую реликтовую лиственницу.

– Не сметь! Бегите прочь, несчастные! – взмахивая руками, словно птица, Пуп на нетвёрдых ногах бросился на дровосеков. – Ведь это девушка! Живая душа! – восклицал, пытаясь преградить путь к дереву.

Рабочие сначала просто отмахивались от полоумного старика, спустившегося с горы, но потом один из них оттолкнул его в сторону. Но и этого несильного толчка хватило, чтобы свалить ослабевшего учёного с ног, и он, лёжа на земле, беспомощно наблюдал, как дерево начинает шататься и тоже падает на землю.

Лесорубы принялись распиливать ствол на части, и Якоб с содроганием смотрел, как они слаженно трудились. Закончив работу, мужчины собрали свои орудия и ушли, оглядываясь и говоря вполголоса.

Он был готов насовсем остаться рядом с изуродованным телом растения – истинного друга, безропотно отдающего и свою тень, и плоды, и жизнь человеку, но лесной мотылёк, порхая над головой, словно призывал его встать на ноги.

Собравшись силами, Пуп поднялся и, обходя опилки, словно лужицы крови, направился в сторону, куда ушли безжалостные люди. Через полчаса тропинка вывела к дороге, а та привела в город, раскинувшийся у подножия гор.

Профессор очень ослабел и нуждался в лечении. Заявить о себе было сейчас его единственной надеждой – Иеронимус неоднократно уверял, что фотографии изобретателя будут во всех европейских газетах.

Кутаясь в полы рваного сюртука и ужасно стыдясь своей вероятной знаменитости, он остановил какого-то прохожего и назвался, но тот только пожал плечами и пошёл дальше.

– Вы не узнали меня из-за бороды! – крикнул учёный ему вслед. – Я прежде никогда не носил такую бороду! Но это я, профессор Пуп, создатель пустоскопа!

Более ни с кем заговорить не удалось, – встречные шарахались от измождённого пожилого оборванца, и он только крутил головой, наблюдая, как тот или иной горожанин меняет сторону улицы.

Через полчаса бесплодных попыток найти сострадание, профессор оказался на городской площади и, бредя мимо тумбы с театральными афишами, увидел знакомое лицо с орлиным носом и аккуратными усиками.

«Путешествие в Парадиз», как гласил плакат, обещало затмить легендарный трюк маэстро с дирижаблем. Премьера «реалистичного шоу экстравагантной знаменитости» должна была состояться на острове в Атлантическом океане.

– А какое сегодня число? – потерянно простонал Пуп, бросаясь к мальчишке, слоняющемуся неподалёку.

– Опоздали, – паренёк наизусть знал, где какая афиша. – Представление завтра, а до острова ещё – ого-го! – он оглядел костюм незнакомца. – Но не переживайте, бесплатно вас пустят только в церковь.

– В церковь? – учёный пошатнулся, опираясь о тумбу. – А как туда пройти?

Мальчуган ткнул большим пальцем за спину, и он, подняв голову, увидел потемневшее от времени здание собора на другом конце площади.

Проследовав мимо нищих, встретивших его подозрительными взглядами, Якоб оказался в торжественном полумраке, озарённом блеском свечей.

– Я у-у-у… – нахлынувшие рыдания не давали сказать ни слова. – Я у-убил! – наконец, выдавил он, и был незамедлительно препровождён в исповедальню.

– То, что вы совершили, большой грех, – падре впервые за время службы в этом приходе сказал «вы», словно устанавливал дистанцию с исповедуемым. – Скажите, вы отняли невинную душу или погубили взрослого человека?

Пуп глубоко вдохнул, собираясь силами:

– Я убил ту, кого любил больше всех на свете!

Падре тоже вздохнул.

– Вы сделали это своими руками?

– О-о, – только и смог вымолвить Якоб.

– В вашем преступлении была пролита кровь, или вы совершили убийство другим, бескровным способом? – священник посмотрел на колючки и сухие веточки, запутавшиеся в спутанной, седой бороде прихожанина. – Для веры это принципиальный вопрос.

– Нет, – профессор сжал зубы. – Ни то, ни другое…

Падре зашевелился, приближая лицо к резной перегородке:

– Однако вы дали понять, что убили своими руками.

– Да, – выдохнул Пуп. – Но не в буквальном смысле.

– Значит, вы не убивали лично?

– Нет, не убивал.

– Выходит, вы подговорили кого-то на это злодеяние?

Якоб только пожал плечами.

– Но кто она, ваша несчастная жертва? Вы хорошо её знали?

– О, она мне была и как мать, и как жена, и как сестра… Я никого ещё так не любил!

Священник выпрямился на скамье:

– Прошу вас, говорите яснее, от этого зависит помощь, которую вам окажут!

Пуп сжал голову и принялся раскачиваться взад-вперёд и стонать.

– Я не знаю… – промычал он, – не знаю, как сказать!